Небо на дне: 15 лет переписки и встреч с пожизненно лишенными свободы

Потом школа началась. Учился я хорошо и с удовольствием, но вынужден был прогуливать. Ну а как можно объяснить, что дома даже поесть нечего, поэтому уж тем более ручке с тетрадкой взяться неоткуда? Как рассказать, что даже не спал и не ел, потому что мамка с папкой скандалили? Тем более какие там уроки сделать? Как рассказать, что деньги мать куда-то дела и нет даже мыла вещи постирать? В грязной-то одежде как идти в школу? О домашних заданиях и школьных принадлежностях сколько-то раз можно соврать, мол, якобы забыл. Но не пять же раз в неделю забыл. И не 20 дней в месяц забыл! Вот и прогуливаешь.

Этого всего никому не можешь рассказать, потому что нельзя позорить родителей перед посторонними. Думаешь, лучше уж обо мне гадости думают, мне плевать, я-то знаю, что к чему и почему. Ну и, конечно, думают о тебе гадости люди. Ведь что они видят? Из дома убегает, школу прогуливает по непонятным причинам, на все вопросы и увещания молчит – хоть ты его прибей. Отсюда вывод: упрямое, беспутное, себе на уме создание!

Потом другое. Подросли малые, пошли в школу. У них и у меня дети спрашивают, почему у них одна фамилия, а у меня другая. Но это ладно. Беда в том, что мать, выпивши, нередко вслух упрекала меня за отца. Хоть я и пытался несколько раз ей объяснять, что я тут ни при чем. Ведь я не причина, а следствие их женитьбы! И, вообще, когда они развелись, мне едва год исполнился. Но только все это бесполезно было объяснять. А малые слышат все это и делают свои выводы. Родители толкуют, что я должен за ними (меньшими) смотреть, как старший брат. Но малые-то наслушались всего, и только я начинаю их одергивать, кричат мне: «Ты – не наш брат! Едь к своему отцу, там командуй!» И весь сказ. Конечно, обидно такое слышать, но, если они не признают меня своим братом, смею ли я им навязывать себя и свою волю? Ответов нет, и я как бы пускал это дело на самотек – убегал из дома. И снова я – такой-сякой, мол, бросил меньших на произвол и убежал. И снова я молчу. А что ответить? Как оно есть? Так ведь малых жалко. Отчим как-то пришел с работы и услышал эти их разговоры. Ну и всыпал им изрядно за такие речи. А за что их бить? Они от мамы наслушались и не понимают толком ничего. Снова вынужден молчать…

В 14 лет я впервые увидел своего родного отца. Опущу подробности нашей встречи, это вряд ли существенно и вряд ли Вам интересно. Он приехал со своим семейством, познакомил, поговорили. Отец жил на тот момент с женщиной и тремя детьми. Двое детей были от ее первого брака и один ребенок – плод их совместной жизни. Это была, получается, моя сестра по отцу. Ее звали Марина. Отец пригласил меня в гости и предложил у него пожить. Я не знал, что ответить, просил время подумать, переварить это все. И вот, несколько месяцев спустя, я оказался неподалеку от его места жительства и решился-таки зайти в гости. Очень хорошо и сердечно меня приняли и в один голос давай увещевать меня с ними жить. Отец уговаривает, все семейство уговаривает, особенно сестра – Марина. И я согласился жить у отца.

Там радости – немерено! Отец сказал, что сразу машину мне отдает – «Ниву» свою (у него еще «Ниссан» была). Начали мы ездить по всяким учреждениям собирать документы. Отец решал вопрос, чтобы это произошло как можно скорее. И вот наступил день, когда нам надо было объясняться с матерью и отчимом. Отец приехал к нам со всем семейством (у него так было устроено, что все серьезные вопросы решались на всеобщем семейном совете). Он говорил, а я просто подтверждал, что да, действительно я решил переехать жить к отцу. Мать – в крик и слезы. Давай скандалить, корить, чтоб я оставался. Отчим – нечего, мол, как я решу, так тому и быть. Но вижу, ему как бы обидно, ведь он от своих детей меня никогда не отделял. И малые ревут…

Но все-таки я выдержал эту пытку и уехал с отцом. Уехать-то уехал, а сердце – на части. Стоит перед глазами картина расставания. И думаю, как там малые без меня будут? Да и как я тут смогу жить припеваючи, зная, что они там зачастую впроголодь, а то и совсем голодные? Мне-то теперь хорошо, как сыр в масле. И получается, будто бы я предал тех, бросил на произвол… И гнетет меня это. А тут Маринка уж привязалась, как на чудотворный образ, на меня смотрит, только что не молится.

Пожил я с такими терзаниями, чуть умом не тронулся, и не выдержал, решил вернуться. Тонуть, так вместе. Зато не чувствовать себя предателем. И хоть за Маринку сердце плачет, но ей тут хорошо – слава Богу! А как те без меня?

Тяжелый очень разговор произошел у меня с отцом. Он видит лишь мою неблагодарность и глупость, а я толком не могу объяснить мотивов своих. Он сказал, если я уйду, то знать он меня не хочет. И расписал мои «перспективы» там (они, в общем-то, оказались верными).