Небо на дне: 15 лет переписки и встреч с пожизненно лишенными свободы

Даруй, Господь, глоток свободы.

Пусть я умру в желанный день.
Пусть неба голубые своды,
А не колючки злобной тень.

Господь, Ты мучился, распятый,

Ты к покаянию взывал.
Да, может, я людьми проклятый,
Но год за годом я страдал.

И громко в камере холодной

Молил Тебя: прости, Отец!
И сколько раз я был голодный,
Что думал: вот и мой конец.

И сколько раз душа тянулась

Зубами вены разорвать.
Но сердце болью встрепенулось:
Не смей же сын Отца предать!

И я терплю, ты видишь, Отче!

Прости меня – взываю я.
Слеза туманит мои очи.
За что, скажи, судьба моя?

Я молча встану на колени.

Лишь пред Тобой я так стою.
И от свечи мерцают стены.
Услышь молитву Ты мою!

Александр, ИК-5

Сергей, ИК-18

Судьба (из писем одного пожизненника [10] )

Лет до 12 я идеализировал наши правоохранительные органы. Все работники для меня были как бы овеяны ореолом святости. Но однажды у нас в поселке обворовали магазин, вынесли почти все из него. И наша «бравая» милиция, вместо того чтобы искать преступника, решила списать все это дело на меня. Не знаю, почему и что у них за мысли были, но принялись за меня крепко. Всячески принуждали меня «сознаться». А я тогда еще не занимался такими вещами. Я уходил из дома, школу прогуливал – это было. Но было это продиктовано такими обстоятельствами, которых я никому не мог объяснить и не хотел объяснять. А тут пытаются на меня навесить то, о чем я и не помышлял. Это меня и возмутило, и обидело, и подорвало мое доверие к милиции.

Ничего у них не вышло с их затеей – на меня списать. Но эти инсинуации, глупые и бессовестные, задели меня крепко. Помимо просто обиды, еще и разозлило, потому что люди стали настороженно, с недоверием и опаской относиться ко мне. Это понятно, ведь убегаю из дому (никто ж не знает почему), а теперь к этому присоединилось и то, что в милицию меня таскают. Значит, что-то натворил и еще может натворить.

Ну и взялся я тогда лазить в этот магазин в действительности. Ни мешков, ни сумок, ни даже пакетов я не брал, чтобы туда накладывать ворованное, а сколько влезло в карманы и руки, столько и уносил. Когда спрашивали, я не отпирался. Да они уже и привыкли, что это моих рук дело. Только вот поймать меня им никак не удавалось.

В итоге торговля магазина была парализована (так как после каждого моего проникновения нужно было делать переучет товаров), от милиции требовали что-то с этим делать… А что они со мной могли сделать, если до 14 лет я неподсуден, а ущерб от похищенного мной был не велик? Они только пугали тюрьмой да побоями. Ну и били, конечно, втихаря. А я не жаловался никому.

В итоге закрыли этот магазин. А потом другой хозяин объявился (у этого магазина), и он как-то догадался, как со мной сладить. Он просто по-человечески со мной поговорил, даже предложил дружить. И еще попросил за магазином приглядывать. Для меня безгранично ценно было такое доверие, потому что для всех я как бы распоследним человеком был, с которым никто не может сладить.

Разумеется, больше этот магазин никто не обворовывал, я ревностно за этим следил. Порой владелец не хотел закрываться, уезжая за товаром, и просил меня посидеть в магазине. Мне позволялось брать все, что и сколько пожелаю (помимо того, что мне как бы неограниченный кредит был открыт всегда). Но даже и в мыслях я не допускал хоть до чего-то дотронуться. Это казалось мне кощунством, потому что человек мне доверял. Доверие для меня все. За доверие я наизнанку вывернусь. Потому что, если обману, не люди судить и презирать будут, а собственная совесть.