Небо после бури

Зачем мне теперь жить? Князь Тьмы победил. Наша битва окончена.

«Что я наделала? Что я впустила в этот мир?»

Князь Тьмы не повержен – напротив, он перевоплотился в то самое страдание, которым собирался уничтожить наш мир. И это убивает меня. У меня даже нет голоса, чтобы закричать.

Снизу раздаются вопли ужаса: гигантская серая воронка спускается с плато. За несколько минут она проносится по армии Керис, пожирает сотни солдат, потом тысячи. С каждым погибшим она еще больше растет, питаясь чужой мукой. Из жерла воронки доносится какой-то злобный низкий рев – в этом звуке заключены гнев и боль, накопленные за тысячелетия.

Мы не можем остановить это. Оно уничтожит всех. Из-за меня. Потому что я убила Князя Тьмы, привела в исполнение его замысел.

Я думала, что знаю, каково быть одинокой. Одиночество терзало меня по ночам, когда я ребенком лежала в своей комнате в квартале Книжников, тоскуя о родителях и сестре. Когда прислушивалась к безмолвию Блэклифа, думая, что больше не увижу Дарина.

Но это одиночество другое. Оно пожирает меня. Это одиночество человека, по вине которого погибает мир.

«Мир нужно разбить, чтобы сотворить его вновь, иначе равновесие никогда не восстановится».

Так много месяцев назад сказал мне Элиас, на краю этого самого леса. «Мир нужно разбить, чтобы сотворить его вновь».

«Чтобы сотворить его вновь».

– Рехмат, – говорю я. – Ты говорила, что ты – «его цепи».

«Я увидела это очень давно, когда была пророчицей. Но его больше нет, Лайя. Он сгинул в Море Страдания. Я не сумела тебе помочь. Прости меня. Я подвела вас. Я разгадала его намерения, когда уже стало слишком поздно».

– Мне следовало довериться тебе, Рехмат. – Я подхожу к краю плато. – Потому что ты была со мной всю мою жизнь. Потому что ты – часть меня. Теперь я тебе верю. Но и ты должна поверить мне. Джинн и человек тысячу лет назад положили начало этому безумию. Джинн и человек должны это закончить. Я иду к нему.

«Позволь мне сопровождать тебя».

– Когда я буду готова, – отвечаю я, отступая, – я тебя позову. Ты придешь, Рехмат из Шер Джиннаат?

«Я приду, Лайя из Серры».

Я поворачиваюсь к ревущему вихрю и призываю его одним словом.

– Мехерья.

Оно движется ко мне, злобное, голодное, привлеченное моей болью. Я жду, пока оно не достигнет плато, пока оно не окажется совсем близко.

Потом я прыгаю во тьму.

65: Ловец Душ

Лицо Меченосца, который идет рядом со мной по коридорам и залам Блэклифа, мне знакомо, хотя я никогда его не встречал. У него смуглая кожа, вьющиеся черные волосы до плеч. На лбу и висках – тонкие косички, чтобы волосы не падали на лицо – так принято у северных кланов.

Он смотрит на меня глазами цвета весенних листьев, он высок, почти как я, широкоплеч, но у него ласковый взгляд, и я расслабляюсь. Хотя при жизни он был Маской, сейчас его лицо открыто.

– Привет тебе, сын мой, – мягко произносит он. – Как я рад увидеть тебя. – Он оглядывает меня. – Ты высокий в своего деда. У тебя такие же скулы. Но мои волосы. Мое лицо. И кожа почти как у меня. И… – Наши взгляды снова встречаются.

– Ее глаза, – заканчиваю я. – Ты Ариус Харпер.

«Мой отец».

Он наклоняет голову.

Но я пока ему не доверяю. Я знаю о нем лишь то, что рассказывал Авитас: Ариус Харпер любил снег и не сумел привыкнуть к жаркому климату Серры. Когда он улыбался, окружающим казалось, что солнце выглянуло из-за туч после долгой холодной зимы. У него были большие руки, он терпеливо учил мальчика держать рогатку.

Но несколько месяцев назад в темнице Блэклифа Керис Витурия произнесла слова, которые врезались в мою память.

«Мне не хотелось, чтобы сын убил меня после того, как его отцу это не удалось».

– Ты был женат, когда встретил мою мать, – говорю я, пока мы идем по полутемным залам.

– Мы с Ренатией поженились молодыми, – кивает отец. – Совсем юными, как большинство Меченосцев. Брак устроили наши родители, так принято на севере. Мы… понимали друг друга. Когда она встретила другого, я сказал, что она свободна любить, кого пожелает. И она тоже предоставила полную свободу мне.

– Но вы с Керис… ты не…

Черт возьми. Как спросить собственного отца, взял ли он силой твою будущую мать?

– Керис не всегда была такой, как сегодня, – говорит он. – Когда мы познакомились, она была Черепом. Ей исполнилось девятнадцать. Я был здесь центурионом, обучал курсантов боевым искусствам. – Он поднимает голову и окидывает взглядом мрачные кирпичные стены. – Она влюбилась в меня. А я – в нее.

– Комендант… «Не способна любить», – хочется возразить мне. Но, очевидно, так было не всегда.

– Патриции, которые убивали меня, заставили ее на это смотреть. – Отец словно рассказывает о ком-то другом. – Они сказали, что я плебей и недостоин ее. Она пыталась спасти меня, но их было слишком много. Эта боль разрушила ее душу. Она сдалась.

Мы с отцом покидаем мрачные коридоры Блэклифа и выходим во двор к колокольне. Я с трудом подавляю дрожь. Эти камни обагрены моей кровью. И кровью других.