Небо после бури

– Передавая мне магию, Маут потребовал, чтобы я отказался от эмоций, – говорю я. – Я согласился, и он помог мне подавить чувства и слабости. Отнял их, убрал. Я сам хотел этого. Потому что в результате я забыл все ужасное, что когда-то совершил.

– Ты не можешь забыть, – возражает отец. – Ты не должен забывать. Маут совершил ошибку, когда отнял у тебя любовь. Когда забрал гнев, радость, сожаления, печаль, страсть.

– Он сделал это потому, что алчность Каина и любовь Мехерьи привели к войне и гибели множества людей и джиннов, – объясняю я. – Но сейчас Маут хочет, чтобы баланс был восстановлен. Чтобы джинны вернулись. А они не будут слушать меня.

– Конечно, не будут. Ты не можешь их переубедить, если сначала не откроешь свою душу для радости… – Отец касается моего плеча. Я вижу Маму, которая рассказывает историю, чувствую прикосновение губ Лайи, слышу веселый смех Кровавого Сорокопута.

– И для страдания, – добавляет отец, и теперь я вижу, как Каин отнимает меня у племени Саиф. Я кричу от боли, когда меня в первый раз наказывают плетью, плачу после того, как заколол молодого мужчину – свою первую жертву.

Я хочу, чтобы смерти прекратились. Но они продолжаются. Деметриус и Леандр погибают от моей руки. Мы с Лайей бежим из Серры, и я убиваю солдат, одного за другим. Кауф пылает, заключенные сгорают заживо в этом хаосе. Призраки пересекают границу Земель Ожидания, гибнут тысячи людей.

«Убийца! – визжит пещерный ифрит из катакомб Серры, указывая на меня. – Душегуб! Ты сама смерть! Жнец человеческих душ!»

К горлу подступает желчь. Да, я знаю свои грехи, но я никогда не сталкивался с ними вот так, лицом к лицу. Всякий раз, когда они всплывали из глубин памяти, Маут приходил мне на помощь.

– Как мне жить дальше? Я сделал столько зла… – обращаюсь я к отцу. – Все, на что я способен – это убивать!

Я хотел бы снова ощутить присутствие Маута, дарующее умиротворение и отстраненность. Но его здесь нет. Ничто не избавит меня от этих воспоминаний. Моя душа охвачена ужасом.

– Успокойся, сын мой, – утешает меня отец. – Что после Второго Испытания сказал тебе дед?

– Он… он сказал, что меня будут преследовать призраки.

– Теперь тебя преследует страдание, – говорит отец. – Как и Князя Тьмы. Как и твою мать.

– «Страдание – это чаша, из которой пьют они оба, – встретившись взглядом с отцом, я повторяю слова Талиса. – Это язык, на котором они говорят. Это оружие, которым они оба сокрушают врагов».

– Да, – подтверждает он. – Но тебе не обязательно становиться похожим на них. Ты страдал сам. Ты причинял страдания другим. Ты убивал. Но ты заплатил за это. Уже дважды собственной жизнью, а еще ты отдал свое сердце и разум. Ты помог тысячам потерянных душ найти покой. Ты спас тысячи жизней. Ты творил добро. Так что́ же ты? Чего в твоей жизни больше: добра или страдания?

Он кладет ладонь мне на грудь, и я вижу, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы в ней был он, мой отец. И она столь разительно отличается от того, что я знаю, что может существовать в каком-то другом мире. Керис – моя мать – ласково улыбаясь, держит меня на руках. Отец забирает меня у нее и сажает к себе на плечи. Мимо пробегает Авитас, сверкнув зелеными глазами, он стаскивает меня с шеи отца, и я припускаю вслед за ним. Родители о чем-то разговаривают, и, хотя я не слышу слов, я знаю, что они говорят на языке любви.

Эта сцена подобна кинжалу, который медленно проворачивают у меня в сердце – мне так хочется, чтобы все это оказалось правдой – воспоминанием, а не мечтой. И никому из нас не пришлось бы столько выстрадать!

– Ах, мой мальчик. – Отец обнимает меня. – Не судьба.

Он несколько долгих минут держит меня в объятиях. Я закрываю глаза и отдаюсь своему горю.

– А что, если я не вернусь обратно? – Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в лицо. – Я мог бы остаться здесь. С тобой. Но… – Я озираюсь и вижу, как плотный холодный туман постепенно заволакивает черные стены Блэклифа. – Где это – «здесь»? И как ты здесь оказался? Ты же умер много лет назад.

– Я живу в твоей крови, мой сын. Я живу в твоей душе.

– Значит, я тоже мертв.

– Нет. – Он качает головой. – Когда Море Страдания прорвало стену, оно забрало тебя, но поглотить не успело, потому что вмешался Маут. Ты застрял между мирами – идешь по лезвию ножа, как и при жизни. Ты можешь упасть в Море Страдания и раствориться в своей боли. Но можешь вернуться в мир, потому что ты остаешься Ловцом Душ, и у тебя есть долг. Баланс должен быть восстановлен.

– Джинны.

«Цель и смысл твоего существования – выполнять долг перед мертвыми до конца времен».

– Но мир уже… «Разрушен», – едва не срывается у меня с языка, и вдруг я вспоминаю слова, которые когда-то сказал Лайе: «Мир нужно разбить, чтобы сотворить его вновь».

– Ты поможешь возродить этот мир, сын мой? – спрашивает отец.

– Я… я уже просил джиннов вернуться, – оправдываюсь я. – Я сказал, что равновесие не восстановится без них. Они даже не стали меня слушать.

– Потому что их просил Ловец Душ. – Отец берет меня за плечи, и я чувствую, как его сила передается мне. – Но ты не только Ловец Душ. Скажи мне, кто ты?