Небо после бури

Тела умерших исчезли, но у меня осталось физическое тело, и я позволяю небытию поглотить меня. Это безумие создано джинном, но и в моем сознании буквально с рождения жил джинн.

«Но ее больше нет, – шипит этот смерч. – Ты осталась одна. Я пожру тебя, Лайя из Серры. Потому что все в этом мире – страдание, а страдание – это все».

У меня перед глазами вспыхивают огоньки. Звучит веселый смех, кружатся огненные фигурки, и я понимаю, что это дети Рехмат. Дети Князя Тьмы. Мне хочется отвести взгляд, но я заставляю себя смотреть на счастливую семью. Заставляю себя смотреть, как угасает их свет.

И этот смерч – это все он. Сотни лет он провел, страдая и собирая по миру чужую боль. Он был прав. Для него мир был тюрьмой. А теперь он везде. Он живет в каждом воспоминании, он страдает за всех. Он растворился в этом страдании.

Но даже у вихря есть центр. Сердце. Я должна найти его.

Каждый шаг занимает целую вечность. Обрывки чужой памяти мелькают перед глазами. «Лайя!» Я резко оборачиваюсь, узнав голос Дарина. Он что-то говорит, но я не понимаю. Я знаю, что, если дотянусь до него, мы будем вместе, и смерть заберет нас всех – Дарина, отца и матушку, и Лиз, и Нэн, и Поупа. Неужели было такое время, когда мы, все семеро, были вместе, были счастливы?

Неужели были такие дни, когда мы не спасались бегством, не скрывались, не разговаривали шепотом, чтобы солдаты Империи не схватили нас? Я не помню. Страх – вот, что я помню. Помню, как уходили мать с отцом, и боль утраты. Помню тот день, когда стенала Нэн, узнав о смерти дочери, и как я поняла, что никогда не увижу родителей.

Но матушка все же вернулась. Она вернулась и сражалась за меня, и я держалась за ее слова: «Я люблю тебя, Лайя». Я так радовалась ее любви. Временами она была жестокой, но все равно в этом была любовь, пусть даже такая.

«Все есть страдание, – воет чудовищный вихрь. – А страдание – это все».

Скольких еще успел поглотить этот смерч? Остался ли кто-нибудь живой в этом мире? Я заставляю себя рассуждать. Обязательно должен. И даже если это всего лишь один человек, за его жизнь стоит бороться.

Шаг за шагом я продвигаюсь вперед сквозь беснующийся ураган.

Если я перестану бороться – хотя бы на секунду, – я пропала.

Но, с другой стороны, Князь Тьмы тоже пропал. Может быть, если я приму то, что произошло со мной, мы окажемся в одном и том же месте.

И я останавливаюсь.

Я жду, что торнадо разорвет мое тело в клочья, но вместо этого воздушные потоки подхватывают меня, и, точно осенний лист, я несусь вместе с ветром. Воспоминания Князя Тьмы пронизывают меня – все сотни лет его бытия. Я вижу тех, кого он любил. Все, что он вынес. Его ужасающее одиночество. Его душа однажды открылась передо мной – в тот день, когда я подарила Кинану браслет. Но теперь передо мной разверзлась бездна боли, и укрыться от нее негде.

Я обнаруживаю, что летаю по спирали и приближаюсь к центру воронки. Один круг, второй, третий – наконец мрак рассеивается, и я различаю белую точку, разрыв между мирами, сквозь который текут людские страдания. Они похожи на живые существа: они дышат, вгрызаются друг в друга, охваченные кровожадным голодом.

В самом сердце разлома корчится в муках осколок души – формой он напоминает человека и переливается всеми цветами радуги.

Это Князь Тьмы. Или то, чем он теперь стал.

– Весь мир падет, – шепчу я. Если я не смогу заставить его закрыть этот разлом, мы пропали. – А я знаю, что ты этого не хочешь. Ты должен остановиться.

– Что ты можешь об этом знать, дитя? – доносится в ответ. – Ты всего лишь росинка на весенней траве. А я – сама земля.

Ветер швыряет меня в его сторону. Я зову его по имени. Но он не слышит меня, он увяз в своей боли. Я вспоминаю слова Рехмат:

«Его сила – в его имени. И его слабость. Его прошлое и настоящее».

«Князь Тьмы» – это имя дали ему люди. И еще – «Безымянный Король». Но когда-то его звали иначе.

– Мехерья, – зову я. – Возлюбленный.

Он издает вой, он кричит, и от этого крика что-то обрывается во мне. Но все равно он ускользает от меня, потому что он уже давно не Возлюбленный. Он отказался выполнять свой долг, отвернулся от людей. От Маута.

Правда в том, что люди первыми предали его. А Маут, который должен был любить Мехерью сильнее всех, не пришел на помощь своему сыну. И все, чем тот дорожил, было уничтожено. Князь Тьмы пожертвовал для Маута всем, а Маут возвратил ему долг тысячелетием душевных мук.

«И чем же я отплатил той, что любила меня сильнее всех? Как я отблагодарил женщину, которая отдала мне все?»

Эти слова я услышала от Мамы, когда она «превратилась» в джинна и рассказала мне историю его жизни. Она поведала мне о женщине по имени Хусани. О той, которая стала Князю Тьмы матерью.

– Нирбара, – шепчу я. – Покинутый.

Он оборачивается.