– Со стеной все в порядке. Призраки не могут выйти в мир людей. Если то, что ты говоришь, правда, они вообще не приходят ко мне. Те, кто все-таки добирается до Земель Ожидания, не хотят идти дальше. И не потому, что перенесенные при жизни страдания не дают им покоя и после смерти, а потому, что они боятся того, что ждет их на другой стороне.
Глаза Аубарит наполнены ужасом, но времени успокаивать ее нет.
– Призраки говорят о страшной буре, – продолжаю я. – О голодном смерче, стремящемся их поглотить. Говорится ли что-то об этом в Таинствах? О буре? О ненасытной воронке?
Смуглая кожа Аубарит становится пепельной, и на ней четко выделяются веснушки.
– Я не слышала, чтобы в Таинствах упоминалось о буре или смерче. Однако там говорится о
– Что это?
– Я… я…
В Блэклифе центурионы не скупились на пощечины курсантам, которые не могли преодолеть свой страх и выполнить приказ. Сейчас я прекрасно понимаю почему.
– Говори,
– «И хотя Море Страдания бушует, вечно беспокойное, Маут сдерживает его. Воистину он наш оплот против его голода».
И снова голос Лайи шепчет в моем сознании: «Я кое-что видела, Ловец Душ. Океан, полный… о небо, я не знаю, как это объяснить».
– Что еще тебе известно об этом море?
– Это хранилище для человеческих страданий, – запинаясь, бормочет Аубарит. – Вся печаль и боль, которую ты забираешь у духов и отдаешь Мауту, – все это собирается в Море. Ты охраняешь мир живущих от вторжения призраков, а Маут точно так же стоит на страже нашего мира, чтобы Море Страдания не хлынуло сюда.
Аубарит ставит на стол свою чашку.
– Но Таинства хранят в себе так много, Бану аль-Маут, – продолжает она, и с каждым словом ее голос звучит все громче. – Мы не в состоянии овладеть ими полностью, у нас нет никакой магии. Мы знаем лишь малую толику, благодаря устным рассказам, передающимся из поколения в поколение. Нам даже неизвестно, кто их создатель. Возможно, ответ на твой вопрос содержится в той части Таинств, что называется «Знаки», но я только слышала о них. Мой дедушка умер, так и не успев научить меня.
Ее дед и дюжина других
– Аубарит, кто из
–
– Должен быть какой-то способ…
Стук в дверь не дает мне договорить. Я узнаю голос Мамы Рилы.
–
Я рывком открываю дверь.
– Приходи потом! – рявкаю я, но она не дает мне захлопнуть дверь.
– Пламя на горизонте, – говорит она. – Мы должны бежать или укрыться за стенами Аиша.
Аубарит прижимает к груди скомканный саван.
– Пламя…
– Джинны,
22: Кровавый Сорокопут
Я благодарю судьбу за предупреждение от Хиры, и когда первый «меховой жилет» с ревом бросается на меня, мои кинжалы уже торчат в его брюхе – я даже не успела рассмотреть его лица. Следующий враг сам напарывается на мой меч. Если это все, что у них есть, я уничтожу каждого каркона в этом городе и набью ими этот бордель до самой крыши.
Я пинаю плошку с кровью Хиры. Будь проклят тот ублюдок, который сделал это с ней. Лишь небесам известно, сколько она страдала, из последних сил цепляясь за жизнь, чтобы предупредить меня.
– Назад, мразь! – Рев Фариса доносится с улицы.
Итак, их с Септимусом обнаружили. Карконы выскакивают из спален и боковых коридоров, и я отступаю к лестнице. На нас бросили далеко не лучших. Просто отряд, чтобы нас уничтожить, однако численное преимущество на их стороне.
–
Они скандируют это все быстрее, и я различаю голос Гримарра, который звучит громче остальных. Дверь черного хода разлетается на куски, в коридор влетает труп варвара, и могучая фигура Фариса заполняет собой пространство. Расшвыривая карконов направо и налево, он идет ко мне.
– Сорокопут, что здесь, дьявол его побери, происходит?
– Гримарр готовится к обряду! – ору я, перекрикивая вопли карконов. – Я его почетная гостья. Где Септимус?
Какой-то высоченный варвар атакует меня.
– Ты смеешь носить оружие из стали, шлюха-Меченосец! – визжит он и поднимает над головой меч. Слишком высоко. Я протыкаю его насквозь, потом отрубаю и голову.
– На улице, разбирается с этими. – Фарис пинком отбрасывает голову варвара и одновременно насаживает на клинки врагов, наседающих на нас из коридора и с лестницы. – Мы окружены.
– Надо подняться на верхний этаж! Он не придет, пока не закончит свои идиотские песнопения.
Мы прорубаем себе дорогу обратно к лестнице. Но варваров не становится меньше. Смерть сородичей еще больше их разъярила, и, шлепая по кровавым лужам, они рвутся к нам.
– Парадная дверь, Фарис! – кричу я. – Расчисти мне дорогу, черт побери!