Доктор Флэнаган глубоко вздохнула:
– Трудно сказать наверняка. Обычно, при условии постоянного лечения, это год. Или меньше. В нашей больнице работает консультативная служба по вопросам получения паллиативной помощи, при желании вы можете туда обратиться. И все же лучшее, что можно сейчас сделать, – это проводить с Джеком как можно больше времени. Пусть вам и невыносимо это слышать.
Проводить с Джеком как можно больше времени. Потому что его дни практически сочтены. Год? Да о чем она говорит? Видела бы она, как всего три дня назад он носился с мячом по саду! Это определенно какая-то ошибка. Они слишком доверяют всем этим снимкам.
– Мне действительно очень жаль, – в который раз повторила доктор. – Я знаю, как тяжело родителям слышать подобные советы от врача – все равно как если бы он открыто признал свое поражение, – и тем не менее я скажу: сейчас самое главное – сосредоточиться на том, чтобы создать для Джека максимально комфортные условия.
Максимально комфортные? Звучит, как если бы мы говорили о хворающей тетушке, которой для счастья только и нужно, что пара теплых носков да радио с музыкой ее молодости.
– А как насчет экспериментальной терапии? – спросил я. – Ведь проводятся же какие-то клинические исследования, появляются новые препараты… – Я уже не мог сдерживать дрожь в голосе.
Доктор Флэнаган что-то записала в блокнот.
– Я изучаю этот вопрос, – ответила она. – Однако на данный момент ничего не могу вам порекомендовать. В «Марсдене», правда, тестируют новый препарат против лейкемии и меланомы, сейчас как раз началась первая фаза исследования. Думаю, по генетическому профилю Джек проходит. Сегодня я свяжусь с ними. Однако говорю сразу: шансы на то, что его включат в исследование, весьма и весьма незначительные.
– Спасибо, – пробормотал я и собирался задать ей следующий вопрос, но мысли путались, а слова застревали в горле. – Просто я не понимаю, как же это… Я думал, его вылечили… вы сами сказали… вероятность выздоровления была девяносто процентов…
Доктор Флэнаган снова наклонилась вперед, и мне показалось, что сейчас она схватит меня за руку.
– К сожалению, Джек оказался в числе тех, кому не повезло, – ответила она. – Трансформация его опухоли – случай исключительно редкий.
Редкость. Мы уже слышали это слово. Опухоль Джека сама по себе была редкостью. И редкостью было то, что ее обнаружили у такого маленького ребенка. А теперь она вдруг мутировала и превратилась в пожирающее мозг чудовище – очередной редкий случай. И что теперь – нам должно от этого полегчать? Просто сумасшествие какое-то. Реальность взбесилась и выбилась из-под контроля.
В больницу мы поехали на такси. Взглянув на наши каменные лица, на наши позы – мы отодвинулись друг от друга так далеко, как только было возможно, – таксист принял разумное решение не затевать с нами разговор. Некоторое время мы просто слушали, как щелкает счетчик да барабанит дождь по крыше. Потом я достал телефон и принялся искать информацию об исследовании, о котором упомянула доктор Флэнаган. Держать экран ровно удавалось с трудом, поскольку машину то и дело подбрасывало на ухабах.
Когда мы встали в пробку, я повернулся к Анне:
– Я кое-что нашел об исследовании в «Марсдене». Флэнаган о нем говорила, помнишь?
Анна, бледная, как привидение, посмотрела на меня, но ничего не ответила.
– Судя по тому, что тут написано, попробовать стоит.
– Она сказала, что в исследовании принимают участие дети с лейкемией и меланомой, – произнесла она бесстрастным, почти механическим голосом.
– Да, а еще – что Джек проходит по генетическому профилю.
Анна снова отвернулась и уставилась в окно. Я заметил, как таксист быстро взглянул на нас в зеркало заднего вида и тут же отвел взгляд.
– Мы будто слушали двух разных людей, – сказала она, не отрываясь от окна.
– Ты о чем? Она ведь рекомендовала нам включить Джека в исследование, которое проводит «Марсден», разве не так?
– Она ничего не рекомендовала, – холодно отозвалась Анна. – А просто сказала, что свяжется с ними. И что существует лишь мизерная вероятность того, что они возьмут Джека.
Я снова заметил быстрый взгляд таксиста. Этот дядька напомнил мне отца. Тот тоже откидывал спинку своего сиденья назад до упора, так же расставлял перед собой банки с газировкой, и на приборной панели у него был точно такой же маленький телевизор.
Я попытался восстановить в памяти слова доктора Флэнаган об этом исследовании, но не смог: они упорно ускользали от меня.
– Значит, по-твоему, нам нужно отказаться от этой идеи?
– Я этого не говорила, Роб. – Анна замолчала. Теперь она сидела, низко опустив голову. – Давай сначала подождем, что скажут врачи.
Я кивнул. Остаток пути мы провели в молчании. Словно одинаково заряженные магниты, мы отталкивали друг друга и не могли этого изменить.
Таксист высадил нас у больницы и, когда я протянул ему двадцатку, мрачно покачал головой.
– Не надо денег, приятель, – сказал он. В глазах у него стояли слезы.
Иногда любовь поджидает там, где и не думаешь ее встретить. Даже незнакомые люди всего лишь парой слов способны разорвать твое сердце на части.