Небо, «штурмовик», девушка. «Я – „Береза!“ Как слышите меня?..

Вот когда у меня пересохло во рту и вспотели ладошки! Мне хотелось поблагодарить инструктора за то, что научил летать, что выпускает в группе первой, хотелось найти много добрых и хороших слов, но так ничего и не сказав, а только шмыгнув носом, я стала натягивать на глаза летные очки. Сделала я это раньше времени, уже не обращая внимания на то, как техник самолета пристраивал к сиденью мешок с песком. Сколько месяцев я ждала этих коротких слов: «лети сама», этого знака высшего доверия для молодого летчика. Грезила ими, на разные лады произносила и все думала, в какой обстановке они прозвучат. И вот прозвучали… Мироевский стал помогать технику привязывать мешок с песком в первой кабине и приговаривал:

– Это Егоровой, чтобы не скучно было. Меня заменит! Ну, смелее, летчица… Все будет в порядке… Спокойнее.

– Контакт!..

– От винта!

Снова пропеллер пустился считать свои обороты, снова вздрогнула машина. Все мое внимание сосредоточено на приборах. Инструктор Мироевский, взявшись за консоль крыла, шел рядом до исполнительного старта. И от его крепких, умелых рук мне через все тело самолета как будто невидимыми импульсами передавалась уверенность. Вот они: ручка управления, сектор газа, рукоятка магнето… Сотни раз я трогала их, вертела, заставляла машину выполнять сложные маневры. Но все это было под контролем старшего товарища, а теперь одна отвечаешь за каждое движение своего самолета. Сама! Странное дело, если несколько секунд назад ответственность придавила меня, то сейчас у старта тяжести как не бывало.

Я развернула У-2 на взлете. Сердце бьется ровно, дышится легко, мысль работает четко, память молниеносно подсказывает запрограммированные действия.

Предельная собранность и целеустремленность! Нет, полеты с инструктором даром не прошли. Машина набирала скорость, еще мгновение – и шасси оторвались от земли. Я лечу! Все шло как надо. Теперь главное – это четко и грамотно выполнить все элементы полета…

Многие ли люди знают, что такое полет? Скажете: миллионы. Вот сколько их переносится из города в город, с континента на континент. Но разве можно сравнить открытую кабину учебного самолета с наглухо задраенным салоном пассажирского лайнера? В нем все словно в автобусе: стены, окна, потолок. В нем можно ходить, двигаться, не обращая внимания ни на какие атмосферные условия. Комфорт. Но эти условия лишь иллюзия полета: вы не летите, а «едете по воздуху». Другое дело на учебной машине, хотя бы на том же У-2! Здесь все отдано воздуху: голова, плечи, руки. Опусти ладони в жесткие воздушные волны, и ощутишь тугую леденящую струю. Обернись, вокруг – никого в целом свете. Лишь небо, ты и самолет, послушный твоей, человеческой воле. Он поднимает тебя все выше и выше: к звездам, к солнцу. Хочешь развернуть его в сторону – развернется, хочешь опустить ниже – опустится. Ты – его господин.

Счастье переполняло меня. Хотелось петь, кричать в простор. Кричать о том, что я – летчица, что я могу повелевать самолетом! Я – простая русская девчонка, девчонка с Московского метростроя! Но чудо, которое показалось мне вечностью, длилось всего несколько минут: ровно столько, сколько нужно, чтобы успеть совершить круг над аэродромом. И вот У-2 уже снова бежит по траве. Около посадочного «Т» стоит Мироевский. Он поднял вверх большой палец и сделал белым флажком какой-то знак. Сначала я не поняла, в чем дело, а потом догадалась: разрешает второй полет. Значит, я все исполнила как надо. Во втором полете моей радости не было предела. Я пела, потом что-то кричала, наконец, сняв ноги с педалей, попыталась выбросить какие-то коленца – и не заметила, как приблизилась уже к четвертому развороту.

Я стараюсь, очень стараюсь посадить машину как можно точнее, – и мне это удается: У-2 садится на три точки у самого «Т». Встречает самолет наш старшина Хатунцев. Одной рукой он ухватился за крыло, а другую держит поднятой вверх с оттопыренным большим пальцем. Я в отместку за то, что он заставлял меня мыть хвост самолета, показываю старшине язык и прибавляю обороты мотора. Самолет рулит быстрее, и Ваня бежит во весь дух, сопровождая меня. И так радостно мне в эти минуты, так ликует душа, что кажется, нет в мире человека счастливее меня! Зарулив на стоянку, я выключаю мотор. Ребята, облепив самолет, задают какие-то вопросы, поздравляют, но я спешу доложить руководству аэроклуба о выполнении задания.

– Молодец, Егорова. Летайте и дальше так, – сказал начлет и крепко пожал мне руку.

В тот день из нашей группы вылетели самостоятельно трое – Хатунцев, Петухов и я. После полетов мы идем в распоряжение техника, – и опять старшина Хатунцев «доверяет» мне мыть хвостовое оперение самолета. Я не сержусь, а наоборот, сегодня с удовольствием взялась за тряпку, мыло и ведро с водой. Вечером на разборе инструктор объявил нам благодарность, а Тутуши отругал: