Небо Сталинграда. Смертельная рана люфтваффе

– Переправа притоплена! – сообщил штурман.

– Вижу, – ответил Ермаков. – Бей по горловине.

Удар был точен. Увлекшись обстрелом другого советского самолета, гитлеровцы, видимо, не заметили их и спохватились только тогда, когда взметнулись вверх столбы воды, бревна, понтоны, опрокинулось в ледяную воду несколько автомашин.

А высота всего 250 метров. Вспыхнули еще по меньшей мере пять прожекторов. Самолет стал виден как на ладони. Трассирующие снаряды и пули прошили, казалось, все пространство вокруг машины. Несколько резких хлопков поведали о попадании в крылья и фюзеляж.

Вдруг По‐2, как норовистый конь, задрал кверху нос, и в тот же момент что-то хрустнуло в его моторе. Сразу наступила тишина. От встречного потока вяло, рывками продолжал вращаться расщепленный осколками деревянный винт. Завыл в расчалках бешеный ветер.

– Степан, я ничего не вижу! – чужим голосом крикнул Ермаков. – Бери управление! Скорее бери управление! Я ничего не вижу!

Панасенко схватился за ручку. Самолет, сильно накренившись влево, несся к земле. Теперь лишь секунды отделяли их от удара. Почти инстинктивно штурман потянул ручку на себя, отпрянув корпусом к правому борту кабины. И машина выровнялась. Правда, высоты ей все же не хватило. Чиркнув левой лыжей по снежному насту, По‐2 подскочил вверх, затем ударился о сугроб хвостом и только потом рухнул в снег.

Сильный удар выбросил летчиков из кабин. Панасенко, еще не чувствуя боли от ударов, вскочил на ноги и бросился к Ермакову. Тот, стоя на коленях, обеими руками отдирал с лица кротовую маску. Вся его голова и грудь были залиты моторным маслом. Штурман помог командиру встать на ноги и оттереть с лица и глаз темную, уже подмерзшую масляную корку. Ермаков удивленно и радостно посмотрел по сторонам, будто впервые обретя способность видеть.

Рядом чернели остатки их самолета. Летчики обошли своего поверженного друга, молча постояли у его обломков. Ермаков сказал:

– Вот кому мы обязаны своей жизнью. Сам погиб, разрушился на куски, а людей сохранил.

Да, в ходе боев У‐2 раскрыл еще одну свою замечательную особенность. Оригинальной коробчатой конструкцией он не раз защищал людей при ударах о землю, принимая всю тяжесть динамических нагрузок на себя, смягчая их. Как вот сейчас.

Продолжая осматривать разбитый самолет, авиаторы не заметили, как со стороны балки, заросшей редким кустарником, к ним приблизились три лыжника с автоматами. Они были в белых полушубках и валенках. Ермаков, обернувшись на скрип снега, рванул из кобуры пистолет. Но спокойный голос остановил его:

– Не стреляйте, товарищи летчики. Свои!

Два автоматчика остались стоять в стороне, а третий подошел к авиаторам.

– Да опусти ты пистолет, – сказал он Ермакову. И тут же поинтересовался: – Документы есть?

– Есть, есть! – опередил своего командира штурман. – На, смотри. Сразу и документы… Не видишь, сбили нас.

– Вижу, – сказал автоматчик, – но порядок такой.

Проверил документы, вернул. И тут неожиданно для всех Ермаков вдруг громко, нервно рассмеялся и сел в снег. Видно, только сейчас огромное напряжение боя, все недавно пережитое наконец оставили его. Он вдруг отчетливо понял, что жив, рядом свои, задание выполнено и все самое трудное, смертельно опасное осталось позади.

– Ах ты милая моя пехота! – сквозь смех повторял он. – Милая моя родная пехота, как мы рады видеть тебя!

Глядя на Ермакова, начали смеяться и автоматчики. Они без слов поняли, чему радуется сбитый летчик. Потом один из них сказал:

– А вы у нас на участке бригады не первые падаете. Часа три назад такой же самолет сел вон там, на передовой. Но тот и сам целый, и летчики живы.

– Как их фамилии? – враз перестав смеяться, спросил Ермаков.

– Точно не помню, но у одного фамилия не то Щербак, не то Щербинин…

– Щербаков?! – воскликнул Ермаков, вскакивая.

– Вот-вот, Щербаков. Правильно! – ответил автоматчик. – Вспомнил, Щербаков и с ним еще один.

– Где они? Далеко?

– Километра два, на КП бригады.

– Пошли, ребята! – решительно сказал Ермаков.

Уже совсем рассвело. Летчики еще раз посмотрели на свой исковерканный самолет, отметили на карте место его падения и двинулись за автоматчиками по снежной целине.

Через некоторое время в жарко натопленной землянке командного пункта артиллерийской бригады, после бурных объятий и взаимных поздравлений,

Ермаков и Панасенко слушали рассказ сержантов Щербакова и Шульги об их злоключениях.

Сержант Щербаков, невысокий, но плотно сбитый парень, в расстегнутом комбинезоне и с забинтованной левой рукой, рассказывая, то и дело взмахивал головой, отбрасывая со лба густую прядь волос: