Небо стоит верности

- Леша! - не выдерживаю я. - Помоги избавиться от нахала.

- А ну берегись! - смеясь, кричит он и запускает двигатель.

Забияка не выдерживает механизированного натиска и, истошно вопя, бросается наутек.

* * *

Наш самолет стрекозой замер на подсиненной простыне припая. Скользя и падая в глубокие лужи наледей, через которые положены доски, мы подкатываем бочки с бензином под голубое брюхо нашей «анюты». Пока механик Михаил Иванович Чагин перекачивает бензин из бочек в баки, [98] вдвоем со штурманом Валентином Ивановым отправляемся к каменистым островкам Хасуэлл. Мы там еще ни разу не были.

Острова плотно заселены пингвинами адель - любопытным и шумным народом. Мы так их и называем - народ. Они чем-то трогательно напоминают людей. Пингвины передвигаются в вертикальном положении, торопливо вышагивая маленькими лапками. Для обсуждения новостей они собираются группами. Иногда эти «совещания» переходят в шумные споры, заканчивающиеся приличной потасовкой. И среди пингвинов существуют дурные наклонности: например, мамаши нередко воруют друг у друга камешки из гнезд (а само-то гнездо сделано из десятка мелких камешков!). Уличенных в краже судят публично. Часто в пылу выяснения отношений забывается, во имя чего вершился суд, и тогда в стороны летят насиженные яйца. Брань негодующих «дам» будит часовых, которые быстро восстанавливают порядок.

Но теперь часовые проспали наше приближение, и мы прыгаем с камня на камень, выискивая наиболее эффектные кадры. Взволнованные мамаши начинают лениво поругиваться и, не покидая гнезд, норовят дотянуться клювами до наших ног. Им на помощь спешат часовые и воинственно набрасываются на нас.

Вскоре колония успокаивается. Мамы усаживаются на гнездах, а часовые щурят глазенки: им хочется спать.

Мимо сонных часовых сбегают на лед припая шустрые адельки и, тихо переговариваясь между собой, строятся друг другу в затылок. Дружной артелью, растопырив крылышки-ласты, шагают они к морю на завтрак. Раз-два! Раз-два! Мерно покачиваются в строю черно-белые мундирчики.

- Интересно, какой у них режим питания? - смеется Валентин. - Если трехразовый, я им не завидую!

А чему завидовать? Тридцать километров до завтрака, столько же после!… Не многовато ли для таких маленьких ножек?

Наверно, один из малышей пришел к такому же выводу» Он ложится на брюшко и скользит на нем, чуть отталкиваясь лапками. Строй рассыпается. Пингвины окружают лежащего собрата, машут крылышками и шумно возмущаются. Нарушитель порядка вшнужден подняться на лапки. И такой у него виноватый вид, что мне становится его жалко. Но у пингвинов свои порядки. И опять их строй шагает, торопится к морю. Раз-два! Раз-два! - сверкают розовые пятки. [100]

По той же тропинке, где прошли пингвины, спускаемся и мы. Рядом шипят рассерженные мамаши и раздуваются, как футбольные мячи, готовые лопнуть от злости.

От самолета уже всем экипажем идем к другому островку с высокими, отвесными скалами: там гнездятся снежные буревестники. На этот раз цель похода отнюдь не познавательная. Говорят, что яйца этих птиц не отличаются от куриных. Мы карабкаемся по камням, а позади всех гремит пустым ведром Михаил Иванович.

В расщелинах скал на гнездах, еще более убогих, чем у пингвинов, замерли, затаились белые с черными клювами птицы. После недавнего знакомства с пингвинами я опасливо протягиваю руку к лежащей на яйцах птице: вдруг клюнет? Но нет, она лишь молча раскрывает клюв и сверкает испуганными бусинками глаз…

Я уничтожен этим взглядом, побежден молчаливой самоотверженностью. Моя рука замирает в воздухе. И я, воровато опустив глаза, поднимаю птицу и беру одно из двух яиц.

Но вечером, когда Евгения Ивановна, буфетчица нашего салона, подает на ужин шипящую глазунью, мы, преодолев угрызения совести, с аппетитом уплетаем ее.

Глава 15. Нехожеными параллелями

Кто не слыхал о Васюках, где великий комбинатор Остап Бендер озадачил доверчивых шахматистов знаменитым ходом е2 - е4? Но речь пойдет о других Васюках - антарктических. Не спешите разворачивать карту - все равно их там не найдете. Только наш бортмеханик Михаил Иванович Чагин каким-то чутьем угадывает их с воздуха.

И вот наша «анюта», пофыркивая мотором и шлепая лыжами по снежным застругам, остановилась у края ледника. Теперь предстоит разыскать оставленное здесь ранее горючее, и Васюки станут нашей временной базой.

Лишь к исходу следующего дня, когда уже выбились из сил и потеряли всякую надежду найти это горючее, обнаруживаем его… под лыжами самолета, на трехметровой глубине! Вот тогда мы окончательно поверили Михаилу Ивановичу, что это и есть Васюки, место, где год назад разгрузился дизель-электроход «Лена». Название родилось в память о героях Ильфа и Петрова, понравилось и вошло в обиход теплое название ледяной пустыни. [101]