Небо цвета стали

– Оставим все как есть, – обронил он примирительно. – Вы ищете дорогу, мы идем так быстро, как сумеем.

Кеннет выпил одним глотком, стукнул стаканчиком о стол и без слова вышел. Похоже, верданно ничего не поняли.

* * *

То, чего он боялся сильнее всего, случилось двумя днями позже. Может, причина была в том, о чем вспоминал Анд’эверс, – в чувстве, что они приближаются домой, в одержимости, в расслабленности, в желании пойти быстрее.

Орлиная Грань называлась так не только потому, что при взгляде со стороны напоминала крылья взлетающего орла. Была она узкой, словно абрис тех крыльев. Целый день и целую ночь Фургонщики под надзором строителя готовились ее преодолевать, убирали камни, засыпали трещины, там, где угол наклона делал невозможным проезд, из валунов и утрамбованной земли настелили нечто вроде рампы, выравнивающей дорогу. Ветра и дожди наверняка размоют ее за несколько месяцев, но пока что ее должно было хватить.

Утром следующего дня после прохода ущелья первые фургоны выехали на Орлиную Грань. Кеннет поймал себя на том, что, глядя на слегка кренящиеся влево повозки, упорно преодолевающие очередные ярды, он стискивает кулаки и сжимает зубы. Переход почти в милю, сперва вниз, в скальное седло, затем вверх, а потом пологий спуск в долину, ведущую прямо к последнему препятствию. Дорогу, как смогли за такое короткое время, приноровили к проезду фургонов, и Кеннет не думал, что и имперский инженерный корпус мог бы сделать лучше. И все же чувствовал, как беспокойство поднимается в груди и бьется под черепом. Да и не у него одного.

«Горы возьмут, что их», – сказал во время вчерашнего совета Велергорф, и в том не было никакой жалобы или претензии, хотя десятник, подобно большей части горцев, воспринимал горы как живых существ. Силу. Мощную, порой враждебную, но лишенную злобы или коварства. Горы просто не прощают ошибок, требуют уважения в каждом вздохе и мысли, а малейший признак пренебрежения карают смертью. И здесь нет речи о какой-то там мстительности оскорбленного божества, ведь медведь, отмахивающийся от надоедливой мухи, не мстителен. Он просто-напросто медведь.

Можно обладать счастьем, но злоупотреблять им нельзя, горы же не делают исключений ни для кого. Ни один Бессмертный никогда не принимал титула Господина или Госпожи Гор. Ни Сетрен, ни Андай’йя, ни Дресс или кто-то иной из их братьев и сестер. Жрецы находили множество сложных объяснений этому феномену, но для горцев дело было простым. Горы слишком горды, и даже боги не пытаются этой гордыне бросать вызов.

Порой это делают лишь глупые люди.

Фургоны преодолевали грань умело, один за другим, сохраняя ненамного более широкие дистанции, чем на всем остальном пути. Верданно спешили. Через седло перевалили уже две сотни повозок, и Кеннет, осматривая колонну с другого конца грани, отчетливо увидел тот миг, когда пришла беда. Может, Анд’эверс решил, что на проверенной дороге они могут двигаться быстрее, а может, просто возницы после двух дней ожидания подумали, что следует поспешить, поскольку теперь лишь несколько миль отделяло их от возвышенности, – в любом случае на переходе вдруг оказалось больше, чем прежде, фургонов. Расстояние между ними уменьшилось до неразумного, и тогда Велергорф, долгое время уже стоявший рядом с лейтенантом, засопел, нахмурился и обронил лишь одно слово:

– Идет!

Дуновение крепло в горле долины с правой стороны грани, один из тех ветров, которые почитатели Дресс зовут Дыханием Богини. В долине было добрых четыре мили длины, и в дальнем конце, шириной еще как минимум в пару миль, раскидывались обширные горные луга. И тем лугом пролетела, разгоняя утренний туман, укладывая травы и нагибая кусты, волна воздуха. Может, был это ветер, родившийся в сотнях миль отсюда и ворвавшийся в Олекады, мчась между скальными стенами, разгоняясь все сильнее и сильнее. Долина сужалась, и вихрь с каждым мигом набирал силы: на половине дороги он уже не клал на землю кустарник и травы, не оглаживал их, но железным кулаком вминал в грунт, рвал и подхватывал, толкал перед собою в стене пыли.

Кеннет бросился к ближайшему фургону.

– Быстрее! – крикнул.

Молодой верданно взглянул на него непонимающе, лейтенант взмахом руки указал на близящееся чудовище. Фургонщик потерял несколько секунд, таращась в глубь долины, а Кеннет уже мчался вдоль колонны вместе с остальными солдатами:

– Быстрее! Быстрее! В сторону! Съезжайте в сторону!

Те, кто успеет схорониться за хребтом грани, получат хоть какой-то шанс. Лейтенант покосился налево: стена ветра была уже в середине долины, оставалось не больше сорока – пятидесяти ударов сердца, прежде чем она доберется до них.

На другом конце грани, при выходе из ущелья, задудели рога, фургоны начали останавливаться, отступать в спасительное горло, те, что находились чуть дальше, сворачивали в сторону и съезжали с прооренного шляха, несколько опасно накренились, два перевернулись, разбиваясь, возницы их в последний момент соскочили с козел и были уже подле лошадей, резали ножами упряжь, чтобы освободить животных и отправить их в безопасное место.