Небо цвета стали

Кеннету пришлось признать, что реакция Анд’эверса ему понравилась. Кузнец был эн’лейд лагеря Нев’харр, предводительствовал караваном во время всей дороги, и это на нем лежала ответственность за каждый из фургонов. Лейтенант знавал людей, притом не только в армии, чьей реакцией на любые проблемы был поиск виновных. Анд’эверс после случившегося вышел на грань, оценил потери и спокойно спросил, как они могут избежать такого в будущем. Ни на миг не показывал, что считает проводников ответственными за это несчастье. Это он был главным, а значит, он – и отвечал.

И принял все советы стражников. Самым опасным фрагментом дороги было понижение грани, та проклятущая седловина, с которой невозможно сбежать. Фургоны теперь преодолевали ее группками по десять, быстро, один за другим, груженными лишь наполовину, а часть их ноши перетаскивали на спинах люди. В некоторые из фургонов впрягали дополнительно несколько лошадей, а следующая десятка съезжала вниз, только когда предыдущая оказывалась в безопасномсти. Если бы заметили очередной вихрь, возницам следовало просто оставить фургоны, заблокировать тормоза, обрезать постромки и убегать. Если горы захотят очередной жертвы – не получат ни тел, ни крови.

Таким образом верданно теряли вдвое больше времени на преодоление грани, но оставался шанс, что уже никто не погибнет. Кроме того, они могли себе это позволить, Хас при последнем разговоре утверждал, что дорога все равно забита людьми, лошадьми и фургонами так, что можно переслать письмо в Кехлорен, передавая его из рук в руки. Кроме того, как он сам сказал, остальные верданно продолжали улучшать дорогу, расширяли просеки, вырубленные деревья укладывали на все более размякающих пространствах, особенно на горных лугах, где почва начала уже уступать напору тысяч копыт и колес, а посредине Хевена образовалась огромная площадка, что спасала от ветра стенами из камней, валунов и боевых фургонов, внутри которой разбили лагерь, где люди и животные могли немного отдохнуть. Коням нужно было не только перевезти фургоны через горы, но и остаться полными сил в момент, когда верданно выйдут на возвышенность. И этот постой мог и затянуться, если Шестерка не найдет дорогу на другую сторону.

Наконец около полуночи после дня бесплодных поисков Фенло Нур доложил Кеннету:

– У меня есть предложение, господин лейтенант.

– Какое?

– Утром будет густой туман, я чувствую это костями.

Лейтенант глядел на него из-под чуть прикрытых век. Свет факела рисовал на угловатом лице младшего десятника глубокие тени, скрывая даже выражение глаз, но весь вид сержанта был решительно иным, чем ранее. Нур стал уже не таким… показательно дерзким, и Кеннету пришлось признаться самому себе, что он пропустил момент изменения. Будь он сам чуть более тщеславен, мог бы посчитать, что это влияние хорошего офицера. Только вот Нур продолжал выглядеть так, словно офицерам он привык перекусывать глотки и не стал бы поддаваться никаким влияниям.

– Ну и?

– Если здесь есть щель, ведущая на другую сторону, а с востока подует ветер…

Кеннет огляделся. Бо́льшая часть роты стояла то тут, то там с факелами в руках, хотя в темноте они могли больше рассчитывать на удачу, а не на зрение. В прошлую ночь они спали лишь несколько часов, а уставшие люди могут пропустить проход, пусть бы тот был и размером с избу.

– Откуда будет видно лучше всего?

– Полагаю, стоит отойти под лагерь Фургонщиков, господин лейтенант. Будем видеть на милю в каждую сторону.

– Хорошо. Рота! Общий сбор!

Именно там они и поставили палатки. И ждали рассвета в месте, откуда утром открывался вид на стену Внешних Виерхов. Горы эти были высокими, черными, растрескавшимися. Негостеприимными, словно берлога беременной медведицы. Правда, от плоскогорья они ждали еще худших впечатлений. Кеннет знал, что на всей восточной стене Олекад нет ни одного перевала, ущелья, прохода, ничего – лишь легкий подъем и вырастающие из него голые скалы.

«Так что с этой стороны все выглядит еще куда ни шло, по крайней мере горные сосны хоть как-то украшают местность», – подумалось ему кисло.

Вместе с холодным солнцем появился туман, густой, словно сметана – сперва клеился к земле, потом принялся выбрасывать щупальцы в сторону гор. Через четверть часа вал тумана уперся в скальную стену, погружая половину лога в млечные испарения.

Рота наблюдала за этим в молчании.

И внезапно, когда Кеннет уже утратил надежду, что-то подуло в белую стену, туман заклубился, будто продиралась сквозь него некая невидимая форма или боевой маг сформировал поток Силы. Несколько стражников присвистнуло в удивлении, кто-то подошел и похлопал Нура по спине. Кеннет слегка улыбнулся и шутливо отсалютовал. Младший десятник кивнул и отдал честь, не сводя взгляда с лейтенанта.

Кеннет отдал приказ:

– Андан! Два копья, промерь мне ту дыру. Останешься здесь и будешь направлять.