Небо в Океане

— Ты просто завидуешь, — Лекс с нежностью коснулся высеченной на обечайке надписи: «Рок на века», проигнорировав «крик о помощи».

— Чему тут завидовать, интересно? — фыркнул Кир, забивая колышек.

— Просто у тебя нет гитары как у Пола, а у меня есть, — самодовольно заявил голубоглазый, высекая новый аккорд.

— У меня Gibson, из GoatPeakStings, — без акцента произнес рыжий, — а у тебя ободранное недоразумение, перекупленное у какого-то психа.

Лекс криво усмехнулся: этот спор они вели уже не в первый раз и даже не десятый. Пальцы вновь задели струны, и звук перетек в мелодию — звучную, яркую, узнаваемую из тысячи. Сашка тоже узнал её из тысячи…

Год назад…

На улице стоял промозглый ноябрь. Сырость пробирала до костей, окрашивая все внутри и снаружи серыми красками, что больше смахивали на грязь. Лекс неспешно шел по улице очередного безликого города. Нескончаемое турне делало свое дело — плотоядными личинками поедало все яркие краски, оставляя лишь черные, одинаковые, макеты городов.

Черное и серое.

Серое и черное.

«Паршиво», — подумал парень, оглядывая блоки многоэтажек.

Ему опять снилась она. Как и прошлой осенью. Как и в каждую предыдущую осень. Всегда. Она.

Лекс одновременно ждал и боялся этих снов. В них она была прежней, в них она была с ним, вот только он был уже не тем.

«Предатель», — кричали синие глаза, вынуждая просыпаться в холодном поту.

«Предатель», — говорили алые губы, заставляя сердце рваться наружу.

«Предатель», — словно шептали её руки, толкая его в пропасть.

Зажигалка в руках вспыхнула голубым огоньком, и парень с наслаждением затянулся. Горький дым успокаивал, проникал в сознание, размывая яркие картинки сновидений. Где-то рядом заиграла мелодия, и Лекс, позабыв обо всем, пошел на звук — музыка вела его за собой. Была светом.

Идти пришлось не долго: в нескольких метрах от него, прямо на замерзшем асфальте, с открытым гитарным чехлом у ног, сидел парнишка — «зеленый», в потрепанной, кожаной косухе с чужого плеча. Его глаза тоже были серыми, как и все вокруг, а хриплый, прокуренный голос фальшиво пел о «Звезде по имени солнце».

Лекс поднял голову к небу, как будто проверяя правдивость слов музыканта — так и есть, солнца не было — и опять вернулся взглядом к тому, что его привело сюда — к гитаре. Martin D-28 — мечта многих гитаристов. С ней начинал свою карьеру легендарный ДжимиХендрикс. На такой же играл сам Пол Маккартни. И вот теперь, посреди бесцветной улицы в окружении сотен трупов домов, на ней кое-как лабает какой-то уличный попрошайка!

Струны затихли, и серые глаза посмотрели прямо на него. Взгляд, как и сырость, пробирал до костей. Но Лекс не отвернулся, тонкая линия ухмылки прорезалась на лице, а из бумажника, прямо в раскрытый гитарный чехол, полетела стодолларовая купюра.

— Играй, — небрежно бросил он музыканту, пряча руки в карманах черной худи. Ему хотелось поставить этого неумеху на место, ощутить свое превосходство над ним.

Парнишка опять посмотрел на него сканирующим взглядом, копошась им в его душе, и неожиданно улыбнулся — широко, вызывающе, так, что Сашка, на секунду опешил и не сразу понял, что «концерт по заявкам» начался.

Фальшивый, прокуренный голос пел «Маргариту», одну из песен местной панк-рок группы:

Ночь над городом с косой повисла,

Вышел в путь охотник — прячься!

Бойся! Бойся, моя Маргарита!

Океаном солёным расплачься.

Лекс вздрогнул, от этого знакомого «моя Маргарита», а парнишка, с улыбкой на губах, продолжал петь, отрабатывая свой «гонорар» сполна:

Нож стальной, с кровью багряной,

Ждет расплаты, ждет свою участь!

Трепещи, моя Маргарита!

Станешь ты одним из чучел.

Образы фантомами пролетели в сознании — кровь, испуганные глаза цвета моря, бледная кожа с яркими пятнами веснушек. Ему вдруг почудилось, что она и правда умерла, что он не просто её бросил — убил. Руки в карманах мелко задрожали, а улыбка уличного певца превратилась в оскал. Совсем как в песне:

Он в оскале улыбку кривит,

Он так близко — прямо за дверью!

Плачь же! Плачь, моя Маргарита!

Слишком легкой ты стала мишенью.

— Стой! — еле слышно выкрикнул Лекс, изгоняя призраков из своей головы. — Стой! — уже громче повторил он, но сероглазый не обратил на это никакого внимания. Он пел, упиваясь его эмоциями, играя на них, словно на инструменте:

Губы тянет моя Маргарита,

Сердце алое в руке бьется.

— Да стой же! — Лекс рывком выхватил из рук парнишки гитару, заставив ту жалобно звякнуть напоследок. Пульс громко стучал внутри, отдаваясь болью в висках, а дыхание рваными нитями вытекало из легких, не позволяя сосредоточится.

«Она жива, — как молитву повторял он про себя, все еще пребывая под действием песни, — она жива!»