Небо в Океане

— Жертвой пал беспечный охотник — ведьма юная с ножом смеется… — допел акапелло сероглазый, забрасывая чехол на плечо.

— Эй! А гитара? — крикнул в спину странному типу Сашка, все так же сжимая в руках инструмент.

Парнишка обернулся, сталкиваясь с ним нос к носу, неожиданно Лекс для себя открыл, что они одного с ним роста, да и попрошайка оказался не таким молодым, как ему показалось вначале — лицо его было изрезанно тонкой сеточкой морщин, на щеках чернела двухдневная щетина, а глаза, как и прежде, смотрели глубже, чем это было возможно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Тебе нужнее, друг, — с улыбкой хлопнул его по плечу мужчина. — Тем более, ты заплатил мне. Сполна.

— Но это, же Martin! Она же стоит тысячи! — с негодованием выкрикнул Лекс, не понимая, как можно отдать такой инструмент за жалкую сотню баксов.

— Деньги — прах, — отозвался тот, прожигая его своей серостью, — живи чувствами.

Мужчина ушел, громко шаркая подошвами потрепанных кед, а Лекс все стоял, прижимая к себе инструмент, и только когда собрался уходить, его окликнул знакомый голос:

— Хэй! Парень! Найди её!

— Кого? — не понял Сашка, окончательно уверившись в том, что сегодня ему довелось повстречать пациента психбольницы.

— Маргариту, — коротко ответил тот, скрываясь за углом дома.

К горлу подкатил противный ком, а легкие сдавило раскаленными обручами. Вновь вспомнились слова недавней песни, и Лекс, позабыв обо всем, сел на бордюр, доставая из кармана смартфон, чтобы сделать то, чего не позволял себе все эти годы.

«Жива», — облегченно пронеслось в мыслях. С экрана на него смотрела девушка, с отросшими темными волосами, на её шее висела камера, а на лице сияла счастливая улыбка. Лекс тоже улыбнулся, провел пальцем по холодному стеклу, как будто это было в реальности. Сердце поочередно омывало чувствами, словно волнами. Нежность, разочарование, радость, скорбь — все смешалось, оставляя после себя странное послевкусие неудовлетворенности.

Палец завис над кнопкой сообщения, не в силах нажать на нее. Что он ей напишет: «Привет!». Или лучше: «Привет! Я променял тебя на…»? На что?!

На славу? На серые, безликие города? На мечту четырех парней?

Экран мобильника окрасился в черный — жить чувствами не получалось. Оставалось жить музыкой…

Наше время…

Пальцы рьяно били по струнам, высекая звуки из невидимого камня пространства. Мелодия текла по венам. Наполняла собой кровь вместо кислорода. Билась в сердце.

Он был музыкой — нотой, аккордом, остинато. А музыка была им…

Указательный палец левой руки зажал струны — заискрилось протяжное барре, а перед глазами, вместо раскидистых веток можжевеловых деревьев, вырос многотысячный стадион…

Он стоит на сцене, исполняя соло на электрогитаре, вокруг горят языки пламени, а толпа в один голос скандирует их песню:

Мы — титаны, мы дети Вселенной,

Ты, наш раб — слушай, стой, вникай!

Их первый большой концерт: счастливые лица ребят, эйфория, переполняющая тебя до краев, и только одна мысль, бьющаяся пульсом в висках: «Не зря».

Аккорд — и вместо сцены Лекс видит лицо с дорожками слез. Рита стоит в его объятьях — настоящая, теплая, родная… Сердце разрывает надвое от боли и счастья. Ему хочется стиснуть её, закружить, подняв в воздух хрупкое тело, поцеловать, стирая все годы разлуки. Но всё, что он может — это целовать её слезы и шептать нелепые «прости». Слов не хватает, воздуха не хватает, и времени тоже не хватает.

Он долго думал, что скажет, когда Рита придет. Волновался, как мальчишка, репетируя про себя речь. А когда она пришла, вдруг понял, что все речи — пустой пшик. И сказал единственно в чем был уверен. Что любит.

Лекс еще многое мог сказать — о снах, где его преследуют синие глаза, о том, как скучал и почему так поступил. Но как это часто бывает с людьми, он забыл о том, что не ему одному было больно…

Она все рыдала у него на груди, а он ничего не мог сделать. Не мог забрать эти чертовы иголки из нее! Не мог убедить её простить и быть с ним. Не мог повернуть время вспять и поступить иначе.

Время… Все упиралось в это долбанное время! Оно было нужно им обоим. Ей — для того, чтобы простить. Ему — чтобы вымолить это прощение.

Но времени не было.

«Свадьба в сентябре», — вспомнил он слова Разумовского, а ребро ладони резким ударом заставило струны умолкнуть.

— Ты поаккуратней со своей развалюхой, а то развалится еще, — задумчиво протянул Кир, метая снарядами в виртуальной игре.

Палатка бесформенным куском лежала в метре от них. Рыжий, устав бороться с ней в одиночку, решил, что с комфортом может поспать и у себя в машине, а Лексу, судя по всему, и под деревом было не плохо.

— Что у тебя с Тиной? — спросил Лекс, заставляя Кира оторваться от игрушки.

— Полная идиллия, — с обаятельной улыбкой заявил парень. — А что? — карие глаза с подозрением прищурились.