Небо выбирает нас

Возле кошары, спрятавшись от холодного ветра и прижавшись боком к камышовой изгороди, дремала собака. Можеров ожидал, что собак будет больше, увидев всего одну, почувствовал себя несколько уверенней. Да и собака-то старая, шерсть свалявшаяся, глаза под лоб закатились, а уши — тьфу, смотреть противно: волки, что ли, половину отгрызли? Конечно, лучше и с такой не связываться, сторонкой обойти: собака она и есть собака. Зверь, одним словом. Того и гляди — брюки порвет, а еще хуже — укусит. Бегай тогда по врачам, получай в свое удовольствие сорок уколов, попробуй докажи, что собака была не бешеной! Может быть, где-то и докажешь, а только в авиации тебя тысячу раз проверят, пока не убедятся, что ты человек нормальный и в кабину истребителя тебя допустить можно. Нет уж, лучше не рисковать!

Собака, почуяв чужих, проснулась, тревожно повела куцыми ушами и злобно заворчала.

Можеров невольно поотстал от Климачова. Тот заметил неуклюжий маневр друга и шутливо напомнил:

— Страх обратно в тюбик набиваешь?

— Обратно — не обратно, а осторожность не помешает. Но-но, цуцик! Наших не тронь!

На лай собаки из дома вышел в накинутой на плечи чохе старик с черной лохматой шапкой на голове. Он был худ и высок, лет семидесяти. Можеров и Климачов переглянулись — надо было с чего-то начать разговор. Но о чем спрашивать старого чабана? Вся его жизнь в унылых степях прошла — вдалеке от крутых событий века. Они в этом не сомневались почему-то. Да и знает ли он русский?

Старик, на лице которого при виде офицеров морщинки разгладились, был явно расположен пригласить их в гости без всякого дипломатического вступления.

— Здравствуйте, дедушка! Нам бы воды попить, — сказал Климачов.

— Салам алейкум! — почтительно поклонился дед и протянул руки в сторону открытой двери в дом.

Можеров шел за Климачовым и, когда услышал за собой угрожающее рычанье, бросился в дом так, что из-под ног полетели ошметки грязи.

— Черт не нашего бога! — ругнулся он вполголоса, выглядывая из-за двери.

Старик что-то сказал виновато и отогнал собаку.

За непривычно высокий порог переступили осторожно, в коридоре было темновато, и боялись, как бы не задеть за что-нибудь. Вслед за стариком вошли в светлую комнату. Весь пол был застлан толстой кошмой и почти сплошь покрыт коврами, лишь перед порогом оставался серый квадрат.

— Давай иди, — пригласил старик с радушием доброго хозяина и улыбнулся. Он бросил на пол три подушки в красных наволочках, подошел к гостям. Сухими в землистых трещинах пальцами уважительно тронул погон Можерова, затем неловко стал расстегивать туго сидевшую в петле верхнюю пуговицу на шинели.

— Не надо, дедуль, я сам, — смущенно запротестовал Можеров.

— Да, да… Сам, — сказал в ответ старик и вышел в смежную комнату, из которой вскоре появилась пожилая женщина. Она раскатала на коврах рулон клеенки, разложила вокруг нее небольшие пестрые матрацы.

В простенке между окон на тонких ножках прижался к белой стене телевизор «Горизонт», над ним висел красный вымпел «Лучшему чабану колхоза», а еще выше — фотография бравого солдата с орденами и медалями во всю грудь. Правее в двух больших рамках под стеклом еще несколько фотографий, но от порога Климачов не смог рассмотреть их, да и не спешил. Кажется, все шло к тому, что они задержатся здесь надолго.

Вернулся старик и пригласил гостей к столу — на матрацы вокруг клеенки, на которую хлопотливая женщина уже успела поставить холодное мясо, сливочное масло, печенье и яблоки. Предвкушая хороший обед и довольно потирая руки, проголодавшийся Можеров все никак не мог удобно усесться за экзотический стол. Он пытался по-турецки подогнуть под себя ноги, но это не удалось.

Можеров удивленно покосился на Климачова, спокойно и свободно восседавшего на мягком матраце. Он даже не касался спиной подушки, услужливо подложенной хозяйкой. Точно такую же Можеров ощущал и за своей спиной.

«Тоже мне, турок! — подумал Можеров, досадуя на себя, что не может пристроиться у стола. Коротко глянул на хозяина, не подскажет ли он, как поступить с подушками. — Ох, эти обычаи.. В конце концов не спать же на них! Может быть, дали их вместо стула?!»

В комнате было жарко и душно. На краю клеенчатого стола горела керосинка. Женщина сняла с нее кипящий чайник и разлила по пиалам душистый чай. Первую пиалу подала старику, тот передал ее Можерову.

Как подметил Климачов, хозяин почему-то чаще обращался к Можерову. Это не так уж и плохо — не придется отвечать на вопросы старика. В голове, как в огороде поздней осенью, пустота и беспорядок. Это, наверно, от плохой погоды и очередной отсрочки полетов. К тому же он никак не мог заставить себя не думать о Лене. Сегодня он неожиданно встретился с ней. Не сказав «здравствуй», не пожелав доброго утра, он только приостановился и онемевшим вдруг языком еле слышно прошептал: «Я буду ждать тебя завтра… в семь вечера у дальнего разрушенного моста». И прошел мимо, не оглядываясь…

— Офицеры? — спросил старик и потрогал погоны Можерова.