— Обойдешься без рыбалки, этот выходной с семьей побудешь. То рыбалка, то мероприятия — совсем тебя дома не вижу! — добродушно заворчала Нина Ивановна.
— Будто ты на своей работе в школе обходишься без мероприятий.
— Не обхожусь, конечно. Но завтра — никуда.
— Никуда так никуда. — Николай Васильевич сел на диван и стал разбирать газеты. Он бегло просматривал страницы и, отыскав нужное, читал. Читал долго, низко склонившись над газетными колонками, лицо его то оживлялось, то хмурилось. В дверь постучали.
— Войдите.
Пришел Белогуров.
— Не помешал?
— О чем говоришь, Вадим. Проходи! — гостеприимно пригласила Нина Ивановна с доброй и печальной улыбкой. Белогуров знал: не всегда так печально улыбалась Нина Ивановна. Он прожил в дружбе с этой семьей много лет, Помнит и тот случай, когда Кортунов, спасая новый реактивный истребитель, рискуя жизнью, посадил его на хлебное поле. В тот день кто-то переусердствовал, пустил слух по гарнизону, будто Кортунов разбился. Кортунова, тяжело раненного, увезли в госпиталь, а за ним пришлось увезти и жену.
Белогуров повесил фуражку на вешалку и подсел к Кортунову.
— Читал? — указал Кортунов на небольшую корреспонденцию.
— По радио слышал. Что ж, нужно будет — поможем.
— Вадим, — прервала беседу друзей Нина Ивановна, выйдя из смежной комнаты, — посмотри, какую картину написал Николай. Не правда ли, она чем-то привлекает? — В ее глазах светилась гордость за мужа.
— А ничего, — искренне похвалил Белогуров, любуясь пейзажем с перелетными птицами. — Что-то есть от Левитана и Шишкина. Но есть и Кортунов. С натуры писал?
— По памяти. Ульяновщина моя…
— Мне кажется, эта картина у тебя самая лучшая. Душа в ней есть.
— Может быть, — задумчиво сказал Кортунов, — родина… Вот выгонят на пенсию — сад возле дома разведу, а в саду высокую вышку поставлю. Буду с ребятишками модели самолетов строить и с вышки той запускать. Буду в небо с той вышки глядеть на своих последышей: как они пути-дороги прокладывают.
Николай Васильевич говорил с таким наплывом грусти, с такой тоской, что у Белогурова защемило в груди. Он-то хорошо понимал, что значила авиация в жизни Кортунова.
Николай Васильевич помолчал немного и добавил:
— Смерти не боюсь так, как пенсии!
— Не все с нами уйдет, Николай, — стал успокаивать Белогуров. — Кое-что и останется. Многое останется.
— Если бы не так — зачем жить? — ответил Кортунов и неожиданно спросил: — Послушай, Вадим, за что ты так невзлюбил Климачова?
— Я никогда не любил бесперспективных летчиков. И теперь постараюсь доказать: место Климачова — на земле, в этом меня разубедить трудно. Ты часто говоришь — больше доверяй. А ты попробуй определи, кому и сколько этого доверия отмеривать!
Кортунов встал, прошелся по комнате — от двери к окну, от окна к двери — и остановился перед Белогуровым.
— На то мы и командиры, чтобы определять.
— С тобой нельзя не согласиться. Ну вот доверил я Климачову, а он ограничительные фонари на посадочной полосе разбил, самолет повредил.
— Самолет легче отремонтировать, Вадим, а вот случись кому-нибудь из нас неокрепший характер сломать — с таким ремонтом не каждому справиться. Поломка может стать и непоправимой.
— Ломается слабое, Николай, тебе об этом не мешало бы помнить. А Климачов — натура шаткая, не знаешь, чего и ожидать от него.
— Уж очень осторожный ты стал в последнее время, — заметил Кортунов. — И молодежь почему-то боится тебя. А нас прежде всего не бояться должны, а уважать.
— Верно говоришь — строгость к молодежи у меня особенная. Но чтобы осторожничал? — И Белогуров скептически покачал головой.
— Ты не надувай губы, как мальчик. Никто тебе, кроме друга, о коварном крене не подскажет.
Белогуров избегал взгляда Кортунова.
— Я уверен в одном — авиация обойдется без Климачова. Летает слабо. К тому же морально не очень-то… Майор Ушаков как-то ночью возвращался с аэродрома, увидел жену Калинкина, она из степи шла, а за ней на некотором расстоянии твой подопечный Климачов. Вот такие, товарищ замполит, факты. А ночка темная была, Калинкин в дежурном звене службу нес.
Кортунов помрачнел.
— Да и я встречал его в райцентре с женой Калинкина, — продолжал Белогуров. — И что-то они уж очень оживленные были! И не подумаешь, что мало знакомы. Как ты смотришь на это?
— Мало ли с кем мы любезны при встрече. Я буду стоять за него, пока у меня есть на это основания.
— Я тоже буду стоять. Вместе с тобой. Но ради чего? Он непонятный, скрытный, что ли, человек. В нем что-то есть…
— Вот именно, — перебил Белогурова Кортунов, — чего мы оба с тобой не знаем.
— Узнаешь, когда из-за него на весь полк ЧП ляжет! Лучше оставим этот разговор, не для того я к тебе пришел.
— Да, ты же с новостью. Выкладывай.
— Скоро самолеты новые получать будем.
— Они у нас и так новейшие.
— Нравится тебе сегодня перебивать, замполит! — шутливо заметил Белогуров. — Новые самолеты — для нового профиля работы полка. Станем мы теперь истребительно-бомбардировочным полком.