— Я понял… я теперь понял, почему ты в последнее время был так бледен и слаб… почему тебе так часто не хватало сил… О, бедный брат Максим! Владыка Арсений!.. Боже, как больно… Это невозможно… как мне это вместить? Противоречащий на самом деле — ты!!! Ты — антихрист на архиерейском престоле!!! Ты — жестокий демон!!!
Его не держали ноги, и он стёк по стене на пол. Савватий с ужасом провел ладонью по рваным рубцам на спине Максима и спросил:
— Брат Мак-сим… ты вооб-ще ничего не п-помнишь?
Максим отрицательно покачал головой, и добавил, обернувшись через плечо:
— Я помню, как это началось. Это было в тот день, когда на литургии предстоял сам владыка, а после этого он соизволил присутствовать с послушниками на трапезе, на которой предложил, если у кого есть вопросы, касающиеся веры, воспользоваться этой возможностью и задать прямо ему. А Серафим спросил какую-то чушь, и мы еле удержались, чтобы не засмеяться за столом, и чуть не умерли от этого напряжения. Тогда владыка влепил ему епитимью на триста земных поклонов ежедневно в течение месяца, а Наставник добавил триста отжиманий…
— Это он подсластил мне пилюлю, — с нетерпением сказал Серафим. — Только почему ты это назвал чушью? Я же спросил: как человек верит? Владыка ответил, что человек верует, прежде всего, сердцем. Тогда я поинтересовался чисто практически: можно ли, как написано в писании, непокорным передать образ мышления праведников через возвращение сердец отцов детям посредством трансплантации сердца от верующих родителей неверующих детям? И задался вопросом, возможно ли при этом массовое убийство верующих отцов для изъятия органов, ведь всем хорошо: они — со Христом и с небес радуются, какие верные Христу у них дети! Да, я прекрасно помню этот день, но умоляю тебя, продолжай, что же было дальше?
От услышанного я пришел в шок, и даже в чём-то посочувствовал их владыке. Я так и не понял, шутил ли Серафим. Возникла пауза, как будто все, как и я, переваривали услышанное, наконец, Максим продолжил:
— После того, как я с вами попрощался и пошёл в келью, и увидел, как владыка после трапезы прогуливался по райскому саду обители, но не один: вместе с ним был какой-то странный человек. Я услышал, что он говорит ему обо мне. Я остановился, они тоже… я увидел, как владыка указал ему на меня рукой… а тот… так мерзко разулыбался! Я сильно испугался… ведь у него не было глаз, вместо них была тьма и грязь… Хотя глаза, конечно, были… тьма же и грязь от одного его взгляда были на мне и во мне… это сложно передать… Жутко захотелось уйти, чтобы молитвой к Святому смыть с себя эту грязь. После этого вся моя жизнь изменилась. Владыка стал недоволен моим послушанием, всё время высказывал неодобрение насчёт меня отцу Александру, а затем совсем осерчал и потребовал меня на досрочную исповедь.
— Я помню это, брат Максим, — с болью, как через силу проговорил Александр. — Я видел твоё прилежание, твоё отречение от себя и хотел перед владыкой замолвить за тебя словечко и поехал с тобой.
— Да, отец Александр, ты укреплял меня перед исповедью. Владыка принимал исповедь в пси-режиме… Особенно он меня испытывал на грехи, которые могли чинить препятствие принятию целожизненных монашеских обетов, он искал во мне блуд и похоть, сладострастные помыслы и развратные мечтания, и не находил их. Он похвалил меня, оставшись доволен моей исповедью, и тут же отправил в альфа-центр для снятия проекции личности. За мной пришли какие-то люди и отвезли меня в альфа-центр. Я только помню, что ты, отец Александр, не хотел меня отпускать с ними… Почему?! Ты знал кто они?
Отец Александр дрожа, как от холода, проговорил:
— Нет, не знал… Я впервые встретил этих людей, но я видел, с какой похотью они на тебя смотрели! Ты стоял, как ангел небесной чистоты, и не замечал этого. Я, не помня себя от ужаса, тогда вцепился в тебя, но… что-то произошло… Я как провалился в пустоту…
— С тобой это произошло, когда тебе что-то сказал Владыка, — вспомнил Максим. — Я не понял, что… как на другом языке…
— Я не помню… не помню… — простонал Александр, — когда я пришёл в себя, тебя увели… В тот же день владыка благословил, и мне сделать контрольную точку. Когда я вышел из наркоза, я нашёл тебя в альфа-центре и скорее увёз в обитель… Ты был очень бледный и слабый, я боялся снова увидеть этих людей, боялся, что на тебя возложат неудобоносимые послушания и сильно оберегал тебя… Оказывается… я не уберёг…
Серафим захрипел, как зарычал. Его вид стал страшен, мне казалось, он лишился рассудка, так глаза его обезумели. Он, сжав кулаки, заорал так, что казалось, из его рта потечёт пена:
— Максим, вас с отцом Александром не было почти полгода!!! Боже святый!!! — Он повалился на колени, как подкошенный, и со слезами заговорил, как застонал: