Небо Ждёт. Притча о будущем (СИ)

Нужно ли говорить, какое радостное у всех было возбуждение! Лишь только один Серафим стоял, скрестив руки на груди, с поднятым лицом, но с опущенными глазами. На его лице была скорбь, он всем своим видом не разделял всеобщего веселья и радости. Я видел, как полицейский не спускает с него глаз. И видно… была на то причина. Серафим, наконец, поднял свои глаза и посмотрел на Питирима холодным стальным взглядом. Питирим это почувствовал, повернулся и, приблизившись к нему и спросил:

— Брат Серафим, а ты? Что ты дальше будешь делать?

Серафим потёр сложенными крест на крест руками свои плечи, ёжась, как от холода, молча и грустно глядя в его глаза. Все смотрели на него. Под их взглядами, Серафим отчуждённо отвёл взгляд от Питирима, посмотрел на полицейского и сказал:

— Альберт, поехали.

Он сделал пару шагов к двери, в печали обернулся и сказал:

— Что я буду делать? Я буду благодарить Господа до конца моей жизни за счастье увидеть всех вас снова и знать, что вы живы. Прощайте же.

Александр, как ошалелый, бросился и преградил ему дорогу. Рядом с ним, плечом к плечу загородил ему дорогу к двери и Максим.

— Почему, брат Серафим? — с отчаянием спросил Александр.

Серафим помотал головой и молчал, уставившись в пол. Я видел, что из его глаз покатились слёзы.

— Брат Серафим, умоляю, скажи, в чём причина той разлуки, на которую ты готов снова нас всех обречь? Прошу тебя, не молчи!

Но Серафим не отрывал взгляда от пола. Наконец он, так и не взглянув ни на Максима, ни на Александра, молча раздвинул их плечом и хотел уже пройти между ними к двери, как Максим схватил его за руку и воскликнул:

— Брат, Серафим! Прошу тебя, не уходи! Неужели ты считаешь, что я, полюбив Кира, смог тебя разлюбить?

Серафим резко обернулся к нему и, вырвав свою руку из его руки, с ухмылкой сказал:

— Ты что, византийское отродье, считаешь меня ревнивой девчонкой, а себя моим бойфрендом? Окстись! Нет, я, наоборот, рад, что теперь у тебя будет тот, кто тебя утешит. У вас у всех тут появились прочные связи. Ты полюбил Кира, Савватий приобрёл Ардена, Александр очарован Питиримом. У меня же в братстве никого нет, да и зачем мне? Пусть же я проведу остаток своих дней в присутствии моего любимого ублюдка Альберта и его трёх милых андроидов. Они затейники, и мне с ними будет веселее. Не переживайте за меня. Если мне будет нездоровиться, они всегда знают, что со мной надо сделать.

— Как же, брат Серафим, ты говоришь, что у тебя никого нет? — вдруг сказал Арден. — А как же Валерия?

Серафим вздрогнул, аж подпрыгнул. Все с вопросом посмотрели на него, он вдруг ужасно сильно покраснел до самой макушки и громким полушёпотом сказал:

— Арден, что вы такое говорите? Я… я — монах, а она — дева, я не смею… не смею…

Арден развёл руками и сказал:

— А разве я что-то не платоническое имел ввиду? Разве не бывает дружбы между мужчиной и женщиной?

— После всего, что между нами было? — со страхом спросил Серафим. — Ну что вы, конечно, нет!!!

— Как же ты её теперь оставишь? — спросил Арден. — Валерия такая перед Богом и перед Управлением за тебя ходатаица, что просто на удивление. Все пороги оббила, когда искала тебя, боялась, что тебя в тюрьму посадили. Серафим, она — твой настоящий друг.

— О, Боже… — пролепетал Серафим. — Она что, здесь? Это она вам всё рассказала?

Максим наклонился к Серафиму и ехидно спросил:

— Ну, потом ты хоть мне-то всё расскажешь?

Серафим без размаха коротким ударом треснул его кулаком в ребро, да так сильно, что Максим начал судорожно хватать ртом воздух, и грозно ему прошипел:

— Запомни: держи язык за зубами, когда ты без бронежилета… монашествующий брат… скажи вообще спасибо, что я промолчал про твоё грехопадение с несовершенолетней малолеткой, а то тебя бы вряд ли благословили к рукоположению!

— Ты что, с ума сошёл что ли, брат Серафим?! О чём ты говоришь? — в ужасе вскричал Максим.

Серафим, видимо довольный совершаемой им местью, проговорил:

— Ага! Смотри, как ты весь покраснел, как глазки-то твои заблестели! А ты что думал, что можешь спокойно оттянуться с девчонками вне стен обители, и никто про это никогда не узнает? Разве не сказано в писании, что и тайное всегда становится явным?

Вот так поворот… Я с удивлением посмотрел на Максима и увидел, что его лицо всё пошло красными пятнами. Он испуганно посмотрел на Александра, затем снова на Серафима и со слезами проговорил:

— Зачем ты на меня клевещешь, любимый брат Серафим? Побойся Бога!

Серафим сделал якобы грустное лицо и проговорил:

— Значит, не знаешь… не ведал, что творил… исповедоваться не будешь… Ладно. Значит, и я тебе ничего про Валерию не расскажу. Мы квиты.

Серафим отвернулся и пошёл к двери. Я был в сильной растерянности, и, похоже, все то же.

— Остановись, брат Серафим, — произнёс Максим таким тоном, каким я от него, пожалуй, ещё не слышал. — Ты не можешь возвести клевету на брата и не ответить за это!

Серафим остановился, как будто наткнулся на невидимую стену и с гадкой усмешкой обернулся к нему.