Небосвод несвободы

Ушёл в долгосрочный отпуск угрюмый бог,
кораблик его безрассудно летит на мель.
Не зря в словосочетании «belle epoque»
торчит, ухмыляясь, глумливый эпитет «belle».
Сменить бы безумный курс — да кишка тонка;
завещано лопнуть — но всё же держать фасон.
Предчувствуем апокалипсис. А пока
погромче включаем хип-хоп, бэйс-энд-драм, шансон.
А в слове «погромче» ясно звучит «погром» —
фатальнее, чем пресловутое «се ля ви».
И то, чем пугал нас обыкновенный Ромм,
глядит нам в глаза и вливается в наш тиви.
Мы странно свободны. Словно картофель free.
Мы песни поём, горделиво идя на дно.
И впору на интерес заключать пари:
кто первым из Избранных вдарит по красной кно…
Пора по местам, и третий звонит звонок,
замолк заполнявший паузы менестрель…
На наших глазах кончается belle epoque,
а с нею всё то, что когда-то казалось belle.

гой еси

я сказать по правде птица невысокого полёта
до днепровской середины долечу и то с трудом
и удел свой незавидный разделю с женою лота
оглянувшейся зачем то на покинутый содом

жаль не вышло взять да выйти в подрыватели устоев

и войти победно в город как волошин в коктебель
а порой услышишь песню где в героях козлодоев
и подумаешь с тоскою это всё не о тебе ль

не тристан не робин гуд я не парис я и не гектор

утром хмуро озираю свой невыбритый пятак
и своим лихим прожектам я застенчивый прозектор
в общем вскрытие покажет что и как пошло не так

как же я художник жизни дилетантски холст измазал

а ведь в прошлом был джигитом зажигательных кровей
и себе шепчу я скорбно ой ты гой еси шлимазл
ой вы кони мои кони ой вейзмир азохенвэй

Река

На последних запасах веры, утратив пыл,
разучившись давно судьбу вопрошать: «За что же?!»,
ты бредёшь вдоль реки, чьё название ты забыл,
и зачем ты бредёшь, ты не можешь припомнить тоже.
Но идти почему-то надо — и ты идёшь,
и тугая вода в неизвестность змеится слепо.
С неподвижных небес тихо падает серый дождь
и не свежесть несёт, а осклизлую сырость склепа.
Ни друзей, ни любви, ни окрестных чужих планет,
лишь угрюмая тишь да несбывшиеся приметы…
Здесь понятия «время» практически больше нет.
Где ты был, как ты жил — никому не нужны ответы.
В отощавшей твоей котомке еда горька,
да во фляге с водой — отвратительный привкус гнили.
А в пространстве вокруг нет ни ветра, ни ветерка,
а посмотришь наверх — ни луны нет, ни звездной пыли.
Вдоль размякшей тропы равнодушны и дуб, и тис…
Ты идёшь и идёшь, потому что богам угодно,
чтоб нашёл ты то место, где Лета впадает в Стикс,
и река
наконец-то
становится полноводна.

Конь