Небывальщина

Онъ постлалъ мн соломки и я завалился на эту, не очень хитрую постель, а мой хозяинъ, уложивши меня, опять легъ и заснулъ.

Въ этой хоромин я пролежалъ почти цлый день; хозяинъ стражъ цлый день провозился съ шиломъ надъ какимъ-то сапогомъ; только времененъ добродушно подчивалъ меня то водкой съ перцомъ, то квасомъ съ солью, то обдомъ; и въ этомъ мирномъ гражданин не замтно было никакихъ воинскихъ, приличествующихъ стражу, качествъ.

— Послушай-ка братъ, заговорилъ часа въ четыре будочникъ:- ты, я вижу, малый — простота! Теперь скоро придетъ квартальный; увидитъ тебя здсь, и теб и мн — морду раскваситъ… Возьми назадъ свой четвертакъ и ступай себ съ богомъ куда знаешь!.. Коли не будетъ мста, гд переночевать, — приходи въ сумеркахъ опять сюда.

Сознавая всю силу его доводовъ, а къ тому же чувствуя себя гораздо лучше, я согласился съ его мнніемъ.

— Прощай, кавалеръ! сказалъ я, выходя изъ будки.

— Прощай, братъ, не поминай лихомъ! отвчалъ кавалеръ. — Не пріютишься нигд, милости просимъ опять къ намъ.

Колики мои унялись, и я, походя по Ростову около часа, направилъ свой путь къ Угличу.

Не усплъ я отойти отъ города и полуверсты, какъ опять схватили меня колики, и до того сильныя, что я упалъ на землю… Кое-какъ я добрался уже въ сумерки до какой-то деревня, верстахъ въ двухъ-трехъ отъ Ростова… У крайней избы лежала колода, и я повалился на эту колоду. Около избы играли дти, чуть ли не со всей деревни туда собравшіяся.

— Э! э! четвероглазый!.. четвероглазый! со всхъ сторонъ обступивши меня, закричали мальчишки.

Должно замтить, что я, собравшись осматривать Ростовъ, надлъ очки, да и забылъ ихъ снять при вход въ деревню.

— Четвероглазый! четвероглазый! сыпалось на меня.

— Скажите, братцы, кому постарше, обратился я въ дтямъ съ просьбой. — Скажите, что больной пришелъ: не пуститъ ли кто переночевать меня?

— Четвероглазый!.. четвероглазый!..

— Эхъ, вы, ребятки! сказала одна двочка лтъ 11–12: — эхъ, вы, ребятки! Грхъ, большой грхъ смяться надъ больнымъ человкомъ!..

Съ этими словами двочка скрылась, и ребятки присмирли: перестали кричать и довольно дружелюбно на меня посматривали.

Черезъ нсколько минутъ эта двочка привела ко мн свою мать — женщину лтъ за тридцать.

— Что, другъ, болнъ? спросила меня женщина, дотронувшись слегка до моего плеча.

— Болнъ, матушка.

— Пойдемъ къ намъ въ избу, у насъ въ изб ты и переночуешь…

— Спасибо, матушка!

— Не за что, пойдемъ!

Мать съ дочерью помогли мн привстать, отвели въ себ въ избу, положили на постель и цлую ночь — то ставили мн горшки на животъ, то прикладывали къ животу горячую золу.

— Слушай, другъ, сказала мн хозяйка, когда уже взошло солнце:- ступай отъ насъ куда знаешь!

— Это же отчего? спросилъ я, никакъ не ожидая отъ этой радушной женщины такого предложенія.

— Да такъ, ступай!..

— Отъ чего же?

— Избави Господи — умрешь у насъ, придетъ мой хозяинъ домой, какъ собаку меня изобьетъ!..

Длать было нечего, — я отправился въ путь, и на этотъ разъ не останавливаясь; горшки, зола ли помогли, только я выздоровлъ.

IV

Шелъ я путемъ дорогою, стороною незнакомою; попался я на свадьбу — на двичникъ. Свадьба была не ахти мн: мужикъ — хозяинъ былъ не богатый, а я, относительно, былъ богачъ. Самъ собою, безо всякой просьбы, купилъ я полведра водки и за каждую псню, которою величали меня двки, платилъ по пятаку (тогда деньги ходили на ассигнаціи). А потому меня считали за большаго гостя. Помню, какъ теперь, двки величали меня такъ:

А и кто у насъ

Большой набольшій?

Большой набольшій

Воеводою?

Воеводою

Да и Павлушка,

Большой набольшій

Да Ивановичъ.

Прізжаетъ онъ

Въ свою вотчину;

Онъ и въ вотчину

И во ддину.

Онъ и судъ даетъ

Все по правд-то:

Онъ и съ правова

Беретъ сто рублей,

Съ виноватова

Беретъ тысячу;

А съ доносчика, —

Что и смты нтъ!

Когда двушки нашли у меня такіе, то посл меня спросили на голосъ:-

Слышалъ ли, Павелъ сударь?

Слышалъ ли, Ивановичъ?

Про тебя мы псню пли,

Про твое ли про досужество!..

Этотъ спросъ, разумется, сопровождался поднесеніемъ тарелки, на которую я положилъ опять таки пятакъ.

— А ужъ мы тебя, Павелъ Иванычъ, теперь величать не станемъ, шепнула мн одна двушка.

— Отчего такъ?

— Нельзя, другіе гости обидятся; тебя и такъ больше всхъ величали:

— Да Христосъ съ вами! величайте кого хотите; лишь бы весело всмъ было.

— Нтъ, ни гостей не станемъ величать теперь: надо жениха съ невстою.

И запли, какъ матушка родная уговаривала свою доченьку посадить мила дружка на кроватушку,

Разговоры разговаривать,

Про его родню разспрашивать.

Добрый молодецъ (по псн), тряхнувъ кудрями, такъ отвчалъ:

У меня семья веселая!

У меня родня богатая:

По губерньямъ — губернаторы,

По уздамъ — все исправнички,

По селамъ — славны головы!

Пропли, тогда стали отецъ-мать благословлять жениха-невету поной.

Пало перо

Перо легкое!

То не перо

То не легкое:

Палъ Иванъ,

Палъ Ивановичъ,

Передъ образомъ,

Богородицей,

Всепречистою;

Передъ батюшкой

Да родименькимъ,

Передъ матушкой

Да родимой-то!

А и всмъ имъ —

Слава — по ровну!..

Стало быть конецъ и двичнику…