Небывальщина

Тутъ только баринъ опомнился: простилъ Василія Петровича, поцловалъ въ голову и рубль серебрянный далъ, а все-таки старостой оставилъ.

— Вотъ видишь, правда свое взяла! сказалъ я, когда разсказчикъ кончилъ.

— Взяла! пробормоталъ одинъ.

— А не болталъ бы — лучше бы было, проговорилъ другой.

— Нечего говорить, подтвердилъ третій:- для обоихъ было бы лучше.

— Какъ для обоихъ?

— А такъ для обоихъ: и для барина было бы хорошо, и для Василія; а я еще скажу, что и для третьяго — для барщины.

— Я что-то не пойму…

— А вотъ понимай: у барщины былъ бы лсъ; Василія того бы не мучили; а барину тотъ лсъ былъ не надобенъ, коли онъ потребенъ былъ ему на поглядку: смотри сколько душ угодно! Всмъ было добро!

— Барину-то какое же добро: вдь его же лсъ вырубленъ?

— Лсъ Божій!

— Ну, а ежели я его купилъ? спросилъ я, желая во что бы то ни стало переспорить такое удивительное ршеніе.

— А… купилъ, дло другое; тамъ твоя кровь, ты свои кровныя деньги заплатилъ; ты тамъ караулъ поставишь!.. Тамъ прутика не возьмешь!

Пока мы калякали, то поднимаясь пшкомъ на гору, то садясь опять на одни изъ саней, прошло боле часу; мои попутчики стали сворачивать съ большой дороги на проселокъ.

— Дай Богъ вамъ часъ! сказалъ я, раскланиваясь съ ними.

— Теб — путь дорога! изъ всей толпы робко отозвался одинъ голосъ.

— Прощайте.

— Богъ по пути! промолвилось какъ будто по обычаю.

— А ты куда идешь? ршительно спросилъ меня одинъ.

— Да я уже говорилъ, что иду въ городъ, отвчалъ я.

— А по скорому длу?

— Нтъ, спшить мн некуда, опять отвчалъ я на тотъ спросъ.

— А некуда, подемъ съ нами.

— Время, братцы, позднее; теперь пока до города дойду — спать можно.

— Какъ не можно.

— Время ночное, гомонили мужики одинъ за другимъ.

— А хоть и позднее время, ршительно объявилъ мн все тотъ же мужикъ, который сталъ первымъ меня допытывать:- время хоть и позднее, а ты пойдемъ съ нами.

— Это зачмъ?

— А чортъ тебя знаетъ, что у тебя на ум! Пойдешь въ городъ, да объявишь… что тогда подлаешь!

— А ты, другъ любезный, пойдемъ съ нами; мы теб вреды никакой не сдлаемъ, а мы будемъ, другъ любезный, безъ опаски.

Длать было нечего, я похалъ съ ними.

— Теб здсь длать нечего, сказалъ мн одинъ изъ добродушнйшихъ воровъ:- такъ ты садись на пёнышекъ, да трубочку покури.

Я такъ и сдлалъ: слъ на пень, закурилъ трубку и посматривалъ, какъ воры возьмутся за свои промыслы.

— А, ну съ Богомъ! сказалъ одинъ.

— Съ Богомъ! проговорили другіе.

Мужики помолились на востокъ и принялись рубить лсъ.

— Какое древо ты валишь? крикнулъ одинъ изъ воровъ на другаго.

— А разв не видишь!

— Да что видть-то?

— Древо…

— Древо. А какое древо?

— Вотъ ты съ нимъ и разговаривай! заговорилъ со мной мужикъ:- дерево — дрянь! Какъ есть дрянь! Гниль, одна гниль! А онъ его съ корня снижаетъ!..

— Да ну, ладно! По мн все равно, оправдывался виновный;- я думалъ, древо не годное…

— А теб годно?

— Ну, да все равно.

И съ этими словами онъ сталъ валить мачтовый дубъ.

— Опомнился!

— Ну, полно, не пили ты меня: самъ вижу, что оплошалъ.

— Оплошалъ, А тутъ дло спшное!..

Только мой резонеръ стукнулъ разъ топоромъ, стукнулъ другой, и подошелъ во мн:

— Вдь вотъ человкъ! Ему всякое древо подъ топоръ идетъ, а онъ выбираетъ, что ни есть самое лядащее!..

— Да на дрова вдь и то дерево, кажись, годилось бы:..

— Какъ не годиться!

— Ну, такъ что жь?

— Да время дорого!

— Въ этомъ дл, пожалуй, я теб и не поврю: было бы время дорого, ты бы рубилъ дрова, а то вотъ ты со мной калякаешь.

— А для чего не калякать?

— Время дорого.

— За нами не гонятъ!

Какъ бы то ни было, а дровъ не спша нарубили сколько надобно.

Нарубили дровъ, поклали на воза, увязали, стали собираться въ. городъ.

— А ты пойдешь съ нами? спросили меня, тронувши лошадей.

— Разумется съ вами, отвчалъ я.

— А куда-жь идти, какъ не съ нами? заговорили мужики.

— Да вдь теперь вамъ бояться нечего, сказалъ я имъ: — вдь теперь хоть доноси начальству, хоть нтъ, что вы рубили дрова, вамъ все равно…

— Намъ все едино, все едино!

— Такъ для чего-жь съ вами-то?

— Да для тебя не такъ боязно…

— Тебя съ нами ни кто не обидитъ!

Стали вызжать изъ лсу на большую дорогу, я пошелъ рядомъ съ однимъ мужикомъ. Разговорились мы съ нимъ, какъ кому живется, какъ у кого жизнь бываетъ.

— Моя, братъ, жизнь — изъ жизни жизнь! Со мной длывались такія тоски-печали, что какъ станешь вспоминать — все нутро воротитъ!

— Коли такъ горько теб вспоминать про бывалое, сказалъ я:- такъ нечего объ томъ и говорить; что старыя раны разбереживать?

— А я вотъ какое теб слово скажу, другъ ты мой любезный… Добро ужъ ты мн какъ-то по душ пришелся: какое теб слово скажешь, слово душевное, то слово у тебя въ душ, въ твоей душ то слово отзывается).. Вотъ что я теб скажу: вспомнишь про свою жизнь, и теб сказалъ — нутро воротитъ, а все, кажется, только про то бы и толковалъ. А знаешь, отчего все это бываетъ?

— Да, братъ…

— Нтъ, вотъ я тебя, братъ, еще спрошу: любилъ-ли ты свою прежнюю полюбовницу, какъ сестру свою родную? Сестру родную отъ одного съ тобой отца-матери?

— Что-то ты загадочно говоришь…