Небывальщина

И спознался я съ этой Анной Петровной, а и спознался съ Анной почитай обманомъ. „Я тебя, говоритъ, всмъ сердцемъ, всей душой своей люблю; сколько силы-мочушки у меня есть, всю за тебя отдамъ! Бери меня, какъ есть я теперь двка… ни въ чемъ теб запрету нтъ; только не губи ты меня понапрасну, объяви: возьмешь замужъ за себя?“ Да такъ стала жалостно, да любовно говорить… А сама-то все дрожитъ, что меня ажъ проняло… А я былъ на двокъ ходокъ… Какъ взглянула на меня — все бы такъ ей и отдалъ, такъ бы на ней и женился… Куда тутъ думать о другой двк… Я сталъ тутъ божиться, что во всю свою жизнь буду ее любить, что коли батюшка-родитель не соизволитъ на ней жениться, ее за себя замужъ взять, во-вкъ ни на комъ не женюсь; а будетъ неволить — въ солдаты наймусь! А она опять свое: „Ты, говоритъ, не бойся мн правду сказать; мн все едино, кром тебя за мужъ ни за кого не пойду: кого любить, любить буду, я людей не постыжусь… Хоть на день, а ты меня полюбишь…“ Я ей опять клясться, божиться… Такъ мы съ ней и спознались… И жили мы съ ней передъ людьми хоть и зазорно, а межъ собой хорошо: ни я противъ нее слова, ни она супротивъ, — ни — Господи Боже мой!.. Вотъ и жили мы такъ-то до того самаго слова батюшкинаго, до того слова батюшкинаго, что пора пришла время жениться. А батюшка спровдалъ про Анну: вс на деревн ужь знали, что я съ этой Анной живу… Такъ батюшка такъ думалъ: Анна хоть и не изъ хорошаго дома, да двка работящая, въ дому будетъ помощница, а вс ужь знали, что она только и свту видла, что во мн; и батюшка про то зналъ. Такъ онъ отъ этой свадьбы и не прочь былъ, а еще для моей же души хлопоталъ, чтобъ я съ Анной не въ грх жилъ: закономъ бы весь грхъ поршилъ. Хорошо. Только сказалъ мн отецъ: женись, — я сталъ думать: я изъ дому хорошаго, за меня пойдетъ замужъ не то что любая двка по нашей деревн, а и по всему околодку — стоитъ только кличъ кликнуть!.. А про ту Анну сталъ я такъ думать: до суда Божія, до внца, еще она со иной спозналась, а женись на ней — вс люди на смхъ поднимутъ: на распутной двк, скажутъ, женился!.. Только я такъ думалъ, думалъ, и надумалъ, что Анна мн не жена. Отецъ больше приставать — женись! а я больше думать: Анютка мн не жена! Сталъ я присматриваться къ другимъ двкамъ… И приглянулась мн двка, Марьей звать, теперь жена мн… Первое изъ семьи богатой, родня тоже, двка работящая, изъ себя видоватая… Отецъ говоритъ: „женись! на комъ хочешь, говоритъ, женись!“ — Онъ все думалъ, что я на Анну укажу. А я посл своихъ думъ и говорю: „если поизволишь, посылай сватовъ за Марью!“ Отецъ посмотрлъ на меня, посмотрлъ, да такъ не хорошо посмотрлъ. — „Не будетъ ли, дитятко, грха на твоей душеньк?“ говоритъ отецъ, а я молчу. — „Что-жь, посылать сватовъ за Марью?“ — „Посылай“, говорю отцу… Послали сватовъ, тамъ рады. Дло сразу подлали: поршили свадьб быть на Михайловъ день — у насъ престолъ. Съ той поры я къ Анн ни ногой, а до свадьбы еще таки оставалось: Марью ту пропили за меня еще до Покрова. И все-то времячко я и самъ не свой; жду не дождусь, какъ съ Марьей подъ внецъ стану: Марья была двка смирная, тоже умная, да только какъ взглянетъ, бывало, на меня, такъ, бывало, вся и зардетъ. Малый-то я ужь очень изъ себя ловокъ былъ, — вотъ оттого-то я и любилъ больше Марью. Анн, бывало, что скажешь про свое, она скажетъ, что дло, а что не дло, то какъ топоромъ отрубитъ: ты, говоритъ, не дло говоришь. Вотъ такъ и такъ это дло повести надо… А ты и стоишь дуракъ дуракомъ, и при всемъ люд хоть псню пой:

Красна двица колодца

Поборола, поборола!

При всемъ честномъ люд

Осрамила, осрамила!.