Нечаянный Роман

Недалеко от родительского дома открылся удобный крытый рынок. Румяные тетки и заезжие среднеазиаты торговали всем подряд. Молочные продукты соседствовали с рядами колбас, сверкали начищенными боками яблоки и заманчиво пузырились ненатурально крупные, как на подбор, кисти винограда. Овощной ряд выглядел не так представительно. Женя отобрала свеклу покрепче, несколько морковок и небольшой пакет картошки. Попробовала в нескольких местах маринованные огурцы и выбрала мелкие, с острыми пупырышками. Смуглая торговка улыбнулась полным золотых коронок ртом и от себя добавила пучок укропа и головку чеснока. Урчание в животе стало почти оглушительным. Женя поблагодарила, уложила покупки в пакет и пошлепала домой.

Наталья открыла дверь в квартиру и зажмурилась от неожиданности. Пахло детством, пирожками с картошкой и чем-то еще таким же забытым и родным. Пахло домом и… мамой. На кухне тихо булькал умиротворенный голос отца. Ему поддакивал скрипучий, давно не слышанный женский голос. Женя вышла в коридор, смешно шлепая собачьими тапочками и вытирая руки о передник.

– Как ты долго работаешь, – сказала она, – тетя Валя собралась уже уходить.

– Чем это так вкусно пахнет?

Наталья поставила тяжелый портфель и освободилась от пальто.

– Пахнет винегретом и пирогами, – ответил отец, появляясь в дверях, лицо под повязкой лоснилось от удовольствия, как у нажравшегося сметаны кота.

Теплое Натальино чувство, навеянное ароматами кухни, испарилось без следа. Ну не умеет она готовить, что теперь? Неудивительно, что мама всегда предпочитала Женьку, вот и умение готовить тоже ей передалось. С возвращением сестры в дом вернулось что-то неуловимое, что было в нем раньше и ушло с маминой смертью.

Из-за отцовского плеча выглянуло сморщенное, как чернослив, старушечье лицо. Глаза в дальнозорких очках смотрели на Наталью выцветшими озерцами и казались выпученными от испуга.

– Ваша Женя готовит не хуже Люси, царствие ей небесное, – сказала тетя Валя и перекрестилась.

– Вам спасибо за винегрет, – улыбнулась Женя, – я бы не вспомнила, что масло лучше брать нерафинированное.

Глаза соседки перестали выглядеть испуганными и наполнились влагой.

– Хорошо, что ты вернулась, – сказала она, – теперь всем будет хорошо.

Утвердительно закачалась перевязанная голова отца, привычно опущенные вниз уголки бледных губ дрогнули и сложились в неуверенную улыбку.

Неизвестно откуда взявшаяся ярость опалила Наталье затылок и бросилась в лицо.

– А до этого мы, значит, жили плохо? – спросила она, еле сдерживаясь, чтобы не заорать.

Они стояли напротив нее дружной, недоумевающей группой. Прямой как палка отец, приложившая к уху руку, словно пытаясь угадать неясно сказанные слова, тетя Валя, румяная после готовки Женя.

Губы отца, только что растянутые в улыбке, снова схлопнулись и повисли вниз.

– Что это за истерика? – спросил он. – Как ты себя ведешь?

Кухонный румянец на Женином лице увял, оставив после себя лишь две пылающие красные точки на скулах. Она отвернулась и уставилась в угол.

– Я? – Из Натальиной груди вырвался хриплый, лающий смех.

Женя перестала смотреть в угол. В глубине ее пасмурных серых глаз заплескалось беспокойство.

– Ната?

– Не надо… меня так… называть. – Наталья нащупала в кармане ингалятор и шумно выдохнула.

Голос вырывался из груди с хрипом. Вдалеке, все приближаясь, зазвучали крохотные гулкие колокола.

Наталья хрустнула диском ингалятора и шумно выдохнула в сторону. Второй приступ за день. Такая уж в этом году особенная весна.

– Простыла, что ль? – сказала тетя Валя и поправила сползшие на нос очки.

Внутри Натальи словно сломался барьер. Слезы хлынули потоком, сметая на хрен весь хваленый самоконтроль.

Дышать, как ни странно, стало легче.

Наталья всхлипнула в последний раз и отодвинулась.

Мокрое место на плече обдало холодом, Женя поежилась.

Весенний день угас без следа, уступив место темной, совсем зимней ночи. Тетя Валя ушла домой, отец заперся в спальне.

Они сидели на полу в прихожей. Наталья – прислонившись спиной к стене, вытянув ноги в расстегнутых сапогах. Женя рядом, подогнув ноги, Чук и Гек тактично спрятались под передник.

– Я думала, у тебя все хорошо, – вздохнула Наталья.

– Все уже хорошо, – сказала Женя.

– Как ты себя чувствуешь? – Наталья указала взглядом на Женин живот.

– В пределах возрастной нормы, – грустно пошутила Женя.

– Тетя Валя права, – сказала Наталья, – теперь все наладится. У нас у всех. У тебя, у отца и даже у меня.

– С работой неудачно получилось, – сказала Женя, – как думаешь, позволят по собственному желанию уйти или уволят?

– Я по-тихому уходить не буду, – сказала Наталья, – если что, буду судиться. Мне бояться нечего.

– Ты даже в детстве была бойцом, – улыбнулась Женя, – мама удивлялась, как громко ты орешь, когда голодная.

– Мама… любила тебя… больше, – с усилием сказала Наталья, – я нашла коробку, которую она хранила на память. Там, на антресолях.

Ни одной моей вещи. Все твое.

– Не может быть, – Женя покачала головой, – а что там за вещи? Покажи.

– Не бери в голову, – сказала Наталья, – если бы у меня были дочки, я бы тоже больше любила… тебя.