– Или сюда, мой любимый племянник, иди сюда! – кричит она, перебивая шум ветра.
Глава 49
Два месяца Женя репетировала слова, которые она выкрикнет в лицо Пилипчуку – виновнику всего, что с ней случилось. Наталья не справилась бы со всем одна, это он, Пилипчук, воплотил в жизнь безумный замысел сестры. Вся Женина боль, отчаяние и чувство вины воплотились в имени Пилипчук. Ася не вызывала у Жени такого чувства. Она не могла не понимать, каким оно было, это чувство потери и невыносимой боли, когда ты готова сделать все что угодно, только бы вернуть себе сына.
Они встретились на Троицкую субботу в новом кафе в центре Твери. Пилипчуки только что вернулись с кладбища, где весной в поисках Роминой могилы ходила кругами Женя. Наталья уже водила Женю на правильное место, где лежал не Рома, а другой кареглазый малыш. Сережа. Она и не знала, как много он значил в жизни сестры. Ната ухаживала за его могилкой так же заботливо, как и за маминой.
Время не пощадило Андрея Григорьевича Пилипчука. Человек-гора, о котором говорила сестра, выглядел как крепкое с виду, но пустое, высохшее изнутри дерево. Он с усилием переставлял явно больные ноги, добротный черный костюм мешком висел на усталых плечах. Над туго затянутым под слишком широким воротником рубашки галстуком ерзал большой, размером с грецкий орех, кадык.
Пилипчук протянул Жене старую, дрожащую медвежью лапу.
– Рад познакомиться, – сказал он гулким, как из бочки, голосом, в котором еле угадывалась бывшая сила, – жаль, что не раньше. Жаль…
Он мотнул большой, по-военному стриженной седой головой и закашлялся. Острый кадык мучительно заходил на шее под обвисшей, словно тоже ставшей слишком большой кожей.
Вместо заготовленных заранее слов в Жениной голове обрывками заплавали разрозненные, растерзанные клочки. Она сглотнула комок в горле и кивнула:
– Лучше поздно, чем никогда.
Неизвестно почему, но в самые важные, самые острые жизненные моменты из Жени всегда вылезали тупые, плоские слова.
Женя спрятала руку за спину и спросила о том, что мучило ее больше всего:
– Зачем? Почему?
Пилипчук кашлянул и подтолкнул вперед упитанную платиновую блондинку в кружевной черной накидке на голове и облегающем черном трикотажном платье, слишком теплом для июня.
– Познакомься, моя дочь. Ася. Теперь Ася Дунайцева.
Ася затрепетала длинными накладными ресницами, пробежалась ухоженными ногтями по декольте и широко улыбнулась.
– Очень приятно, – не шевеля губами, чтобы не смазать с губ помаду, сказала Ася неожиданно музыкальным контральто, – Наташа много о тебе рассказывала.
– Взаимно, – сказала Женя, осторожно пожимая пухлую, холеную ручку.
Они выбрали стол в глубине, куда почти не доносился шум толпы и можно было разговаривать без помех. Пилипчук умело отослал долговязого официанта с зачесанными набок волосами.
– Вы не понимаете, что такое Куба, – вновь и вновь твердила Ася.
Невзирая на взгляд отца, она заказала себе третий бокал вина и теперь сидела раскрасневшаяся, кружевная накидка развешена, как на просушку, на спинке сиденья.
– Сережка, – Ася метнула быстрый взгляд на Женю, – я имею в виду, Рома сразу подхватил каких-то глистов. Тоненький стал, почти прозрачный. Лусинда – это Эдькина мадре – повела его к знахарке. Представляете, к настоящей ведьме! Примитивные люди! А в каких условиях они живут! Свиньи и козы за соседней стенкой, вонь стоит, не передать! Мужья из кубинцев еще те. Мы жили вместе только месяц, потом Эдди уехал, он тогда работал горным инженером. Приезжал раз в полгода, и то не ко мне, а к какой-то другой бабище. Я плачу, а его мадре только руками всплескивает. Вот такой, мол, у меня сын. Красавец, женщины сами на шею вешаются. Я продала почти все, осталось только бриллиантовое колье, которое татуся подарил мне на восемнадцать лет. Я не стала продавать его в Карденасе. Какие там покупатели, одна нищета. Договорилась с амигой и поехала в Гавану. Там и продала настоящей сеньоре. Если бы вы видели, какие там у некоторых дома. Конечно, не все живут бедно, есть и богатые. Как и везде. Слава богу. Только мне с моим Эдькой там нечего было делать. Приехала сначала в Европу, в Мадрид. Но в Испании делать нечего, особенно если ты больше не блондинка. А денег у меня тогда не было. Дальше больше…
Дернула рукой, разлила нетронутый апельсиновый сок Наталья.
– Ты могла бы забрать сына с собой.
Ася покрутила тонкую ножку бокала в пальцах.