Инрау!
— Наутцера — человек из твоего прошлого, не так ли? — упорствовала Мимара, — Из времён Первой Священной Войны?
Он проигнорировал её, находясь в состоянии какого-то рассеянного раздражения, которому склонны поддаваться люди, не знающие стоит ли им сейчас бояться или же гневаться. Он бормочет! Когда это он начал бормотать?
Вместе они шли по остаткам древней дороги, петлявшей среди изрезанных холмами предгорий Демуа. Камни, которыми она когда-то была вымощена, давным-давно превратились в пыль под разрушительным натиском непогоды, оставив на месте тракта лишь заросшую насыпь — то поднимавшуюся чуть повыше, то почти незаметную и лишь в тех местах, где её пересекали многочисленные ручьи и протоки — размытую до основания века тому назад. Слева от них ландшафт вздымался и громоздился уступами — частоколом щетинились тёмные копья хвойных деревьев, прокалывая полог лиственного леса; высились остатки того, что в древности могло являться сторожевыми башнями, возведёнными на ближайших холмах — груды поросших лишайником камней, выглядевших так, будто строения, когда-то из них сложенные, были беспощадно разгромлены и срыты. А дальше, за холмами, до небес вставали могучие, заснеженные горы. В то же самое время справа от них мир словно бы исчезал, сливаясь с простирающимися до самого горизонта кронами деревьев — берёз, клёнов, лиственниц и множества других — как всё ещё покрытых листвой, так и уже облетающих. А впереди…впереди лежал север… То было направление, в котором он шел, но также и направление, куда он не способен был даже глянуть.
— Север ужасает тебя, — донесся откуда-то сбоку голос Мимары.
— Просто мне известно, что нас там ожидает, — ответил он, пугаясь её проницательности, её способности скорее услышать в его речах сжимающую сердце боль, нежели просто понять по голосу, что у него болит горло.
Он, немного поотстав, остановился на вершине холма, наблюдая за тем, как она идёт, прижав к своему заду руки, а выпятившийся живот шаром раздувает её поблёскивающий золотом хауберк. Вдруг, беременная женщина, щелкнув, сломала ветку берёзы и, оставив её висеть, словно крыло изувеченной птицы, отчасти загородила им обоим обзор. Демуа вздымались за её спиной, застилая всё сущее какой-то размытой дымкой, мглою, представляющейся слишком холодной, чтобы её можно было назвать лиловой. И ему казалось, что он может чувствовать его — там вовне, словно спрятанный миром постыдный синяк, словно впившуюся в горло колючку, которую, как ни старайся, проглотить не удаётся …. Голготтерат. Он не видел там ничего, не считая проступающей сквозь мглистую пелену бесплодной земли, но, тем не менее, чувствовал это…
Ожидание?
— Наутцера — мой старый недруг. Он, как и я в те времена, был адептом Завета, — признался Ахкеймион, — Именно он был человеком, подвигнувшим меня на тот путь, которым мы с тобой следуем ныне…Он тот, кого я, как мне кажется, виню во всём случившемся более остальных…не считая Келлхуса.
Мимара откупорила флягу, чтобы сделать глоток.
— И отчего же?
Она предложила глотнуть и ему, но старый волшебник лишь отмахнулся.
— Именно он послал меня в Сумну для того, чтобы я подговорил своего бывшего ученика шпионить за твоим дядей — Святейшим шрайей. Он опасался, что Майтанет может иметь какое-то отношение к Консульту, хотя на тот момент никто уже сотни лет не мог обнаружить никаких признаков их присутствия…
— И что же случилось?
— Мой ученик погиб.
Она внимательно посмотрела на него.
— Его убил Майтанет?
— Нет… Это сделал Консульт.
Она нахмурилась.
— То есть ты преуспел в выполнении своего задания?
— Преуспел? — вскричал волшебник. — Я потерял Инрау!
— Да, разумеется… Когда ты отдаешь приказы, ты всегда рискуешь жизнями своих людей. Уверена, твой ученик это прекрасно знал. Как и Наутцера.
— Тогда ещё никто ничего не знал!
В ответ она одарила его легким и беспечным движением плеча — одним из множества маленьких фокусов джнана, что она сохранила со времен своей жизни в Каритусаль.
— Ты же не считаешь, что факт обнаружения Консульта не стоил одной-единственной жизни?
— Конечно, нет!
— Тогда получается, что Наутцера просто потребовал от тебя сделать именно то, что и было необходимо…
Ахкеймион, уставившись на неё, зашипел, пытаясь всем своим видом выразить овладевшую им ярость, хоть и понимал, что выказывает в действительности нечто, совершенно иное.
— Что? О чём это ты говоришь?
Она пристально посмотрела на него долгим, лишенным всякого выражения взглядом.