Нечестная игра. На что ты готов пойти ради успеха своего ребенка

– Ты слишком много всего делаешь.

Он поцеловал жену в лоб, провел ладонью по залысинке, протершейся на затылке Роя.

Соня посмотрела на него с подозрением.

– Ты обкурился.

– Я не обкурился.

– Тогда нализался.

– Нет. – Муж принюхался. – Рою надо поменять подгузник?

Соня, вытаращившись, отдала сына Беку. Тот пошел с ним в детскую, поменял подгузник и отпустил малыша поползать в манеже, а сам вынес ведро с грязными памперсами (в последний раз он это делал, когда Рою было недели три, наверное). Когда Бек вернулся из гаража, Соня устроилась на диване, уложив ноги на только что очищенный пуфик и все с тем же подозрением наблюдая, как муж моет руки. Он проверил, как там Рой. Тот возился в детской со всякими пластиковыми игрушками. Тогда Бек вернулся на кухню и налил жене бокал «Шардонне».

Он показал ей все: выписки из банка, выписки по фонду, выписки по кредитными картам, письма с угрозами от всех, кому задолжал. Разложив все бумаги на кухонном столе, Соня выдернула из кармана телефон и хладнокровно подсчитала все убытки в приложении «калькулятор». Когда жена показала ему итоговую сумму, Бек почувствовал себя, как побитый щенок, но уже через полчаса Соня придумала план. Все долги собрать на двух картах, остальные закрыть. На следующий год обоих мальчиков отправить в государственную школу. Продать домик в Брекенридже, вернуть взятый в лизинг новый люксовый кроссовер и купить подержанный «Универсал», купить себе телефоны-раскладушки, рефинансировать ипотечный кредит и с помощью излишков средств вернуть то, что сам Бек занял у компании, – и в первую очередь расплатиться с сотрудниками, начиная с Лейлы. Прямо тут же, сидя за кухонным столом, Бек написал сотруднице, что аванс уже переведен на ее счет, – и теперь это была чистая правда. Придется разработать отдельный план, чтобы спасти фирму, но, учитывая то, как Соня лихо справлялась с цифрами, Бек подумал, что, может быть, она и здесь поможет.

Еще придется изменить образ жизни. Не покупать еду навынос в кафешках каждый вечер, не брать себе латте дважды в день. Куда чаще готовить просто макароны с сыром. После спокойного ужина из курицы с картошкой Бек рассказал мальчикам о финансовой ситуации и о том, что придется затянуть пояса. Они сидели на диване в гостиной, Соня на кухне занялась посудой. Но Бек ее предупредил, что ей разрешается только потереть и сполоснуть. Остальное он сделает сам.

– Вы ведь любите макароны с сыром, ребята? – спросил он.

Чарли сказал:

– Вполне, если к ним положить сосисок.

Мальчик соскочил с дивана и побежал наверх, в свою комнату. Бек тоскливо посмотрел сыну вслед: ему не хотелось начинать разговор, который был сейчас необходим.

И тут Эйдан его удивил. Он остался в гостиной, притих. Выражение его лица напомнило Беку о том утре в Колорадо-Спрингс много месяцев назад. Тот день, когда его брат впервые остался на скамье запасных.

– Что такое, Эйдан? – спросил Бек. – Ты хочешь рассказать, как разбил сегодня очки Ксандеру? Потому что нам надо об этом поговорить.

Без всякого предупреждения Эйдан начал плакать. Это был не тихий заикающийся плач, а полноценный, затяжной фестиваль соплей с ревом во весь голос. Бек притянул сына к себе. Они переждали этот выплеск эмоций вместе. Худое тело мальчика грело его.

– Расскажешь, когда будешь готов, хорошо?

Эйдан кивнул. Бек подождал еще немного.

– Чарли, – наконец с запинкой произнес Эйдан имя брата, – Чарли не подрезал меня в Брекенридже. Я это придумал.

Бек вытаращился на сына.

– Но зачем, Эйдан?

– Я на него разозлился, потому что из-за него мы решили съехать еще раз.

– И ты нарочно упал?

Мальчик покачал головой:

– Я думал, что смогу удержаться на ногах, просто сделаю вид, что он пытался меня повалить.

– Боже мой, Эйдан…

Бек погладил сына по спине, и когда мальчик успокоился, Бек стал его расспрашивать. Вскоре он узнал о других проступках Эйдана, вину за которые принял на себя Чарли, – в том числе и о том, что дыру в гипсокартоне пробил Эйдан, а не Чарли. А еще именно Эйдан рассказал Азре о Тессе и Беке, превратив историю о том, как брат краем глаза увидел няню без лифчика, в куда более тревожный эпизод.

– Но почему Чарли признавался в том, чего не делал? – настаивал Бек.

Эйдан пожал плечами.

– Он говорит, если ты поверил, что он пытался мне навредить, когда мы катались на лыжах, то тогда можешь обвинять его и во всем остальном.

Бек закрыл глаза. Неутешительное мнение Чарли об отце было как удар заточкой меж ребер, как и значительные способности Эйдана в плане правдоподобного вранья.

– И это тебя устраивало? – спросил Бек. – Устраивало, что он за все это получает шишки?

– Он мой брат, – сказал Эйдан, и милое раскаяние начало перетекать в новую, подростковую дерзость.

Бек откинулся на спинку дивана и стал думать над тем, что услышал за последние несколько минут. Обо всем, что не потрудился узнать, плавая в собственном нарциссическом болотце.

«Боже, как я люблю этих мальчиков! Но что еще я упустил за последний год или два? Что просмотрел? Что, может быть, уже никогда не исправить?