– Дай кое-что скажу тебе, Роуз, – произнес он. – Я облажался много лет назад. Понятно. Очень по-крупному. Но знаешь, почему мне нравилось быть с Самантой, хоть и всего несколько недель? Потому что с ней я мог быть тем, кто я есть, – просто никчемным писателем, который не может закончить свою вторую книгу. Она никогда не вела себя так, будто я – продолжение ее, как будто мои неудачи – это ее неудачи, как будто я ее чем-то позорю. Но для тебя самое главное – то, как ты выглядишь, так ведь? Какая умная у тебя дочь, какой у тебя талантливый муж, какая у тебя успешная лаборатория, какую ценность мы добавляем к твоим активам и к твоему взгляду на мир. И ты очень любишь нападать на всех за то, какие они «неискренние». Ненавидишь «фальшь», так? Но на самом деле что? Посмотри, что ты наделала за последние несколько месяцев, какое дерьмо ты пыталась провернуть. Ты обманщица еще почище меня, Роуз. Ты, наверное, самый бессовестный человек из всех, кого я знаю.
Он посмотрел на свои руки, будто только что, своей честностью, физически ударил ее. Роуз почувствовала прилив чувства, похожего на тоску. Где была такая прямота все эти годы? Почему проявилась только сейчас, когда уже слишком поздно?
– Так что, да, я уйду отсюда, – произнес он, подняв голову, но не смотря на Роуз. – С радостью.
С этими словами он схватил свои ключи и кошелек, лежавшие на кофейном столике, и оставил ее одну, прижавшуюся к стеклу.
74. Эмма Зи
Родители, наверное, думали, что она не слышит их из своей спальни, но Зи слышала, и чем дольше лежала, тем дольше они плакали. Мама скулила, как оставленная во дворе собака, а папа – почти как Эмма Кью, заикаясь и давясь, из-за чего его голос казался высоким и девчачьим. Это было
Зи хотела, чтобы они поскорее перестали, но, видимо, это затянется надолго. Родители вместе проводили ее в спальню и уложили почти два часа назад (и притом слишком рано!), сидели по обеим сторонам от нее, гладили по волосам и говорили притворными голосами, какими говорили всегда, когда притворялись, что все в порядке. Они несколько минут объясняли ей, что произошло, но хотя бы не пытались врать.
Мама много лет назад сделала неправильный выбор, объясняла она. И папа Эммы Кью тоже сделал неправильный выбор. Но все это случилось
– Ты же знаешь, что мы тебя любим так же сильно, правильно? Это ничего не меняет, – сказала мама.
– Я всегда был твоим папой, я сейчас твой папа, и я всегда буду твоим папой, – сказал папа и поцеловал ее в лоб. – Я знаю, что ты это знаешь, Эмма.
И Зи кивала, где надо, обнимала их в ответ.
Но она видела, что родители притворяются ради нее. Мало того, она нутром чувствовала, как они напуганы. А за этим страхом ощущала их злость – в том, как напряженно они ходят по дому, как избегают смотреть друг на друга. Не тянутся сжать руку, похлопать друг друга по попе. Мама плакала. Много плакала.
Эмма Зи тоже была напугана.
Она встала с кровати, спустилась по лестнице, прошла по коридору в библиотеку и послушала у двери. Теперь она слышала только всхлипывания, без слов.
Девочка сделала шажок за угол и посмотрела на родителей. Низкая лампа на кофейном столике отбрасывала на стены жутковатые овальные тени их голов. Даже в тусклом свете было видно, какие красные у мамы глаза. Лицо папы было бледным, опухшим и больным на вид.
– Привет, милая.
Мама вытерла глаза уголком темно-зеленого шерстяного одеяла. Она сидела, укрыв ноги. Казалось, что она слишком устала, чтобы встать.
– Хочешь сесть с нами?
Эмма Зи влезла на диван. Родители как-то неприятно пахли. Папа смотрел на Зи с выражением, которое ей совсем не нравилось, губы его были крепко сжатые и уродливые. Зи не винила его. Все это было слишком
Девочка отклонилась назад и устроилась между ними. Мама подняла нижний угол одеяла и прикрыла колени и ступни дочери. Часть одеяла легла на ногу папы. Он похлопал Эмму по колену. Девочка положила ладошку на руку папы и почувствовала, что он снова начал плакать, но в этот раз не так громко, не так похоже на Кью.
Все молчали. Может, Эмма должна что-то сказать.
Она глубоко-глубоко вздохнула, задержала дыхание, досчитала до пяти, а потом выпустила воздух и сказала:
– Ксандер – лузер, а его научный проект дурацкий. – Она посмотрела на маму, на папу. – И вообще, он просто купил в аптеке несколько наборов для анализа, – продолжала девочка, вспоминая, что сказала Роуз. Потому что, хотя Роуз очень ее раздражала, но насчет глупого Ксандера Фрая она была права. – Это был самый идиотский проект в мире.
Родители еще сколько-то посмотрели на нее, а потом начали снова смотреть друг на друга. Так они иногда глядели друг на друга перед поцелуем.
– К тому же не важно, что он там выяснил. – Зи сложила руки на груди. – Все