Нечестная игра. На что ты готов пойти ради успеха своего ребенка

Она услышала, как папа откашлялся и сглотнул. Потом мама и папа потянулись друг к другу. Они обнялись, и Эмма Зи оказалась в самом пылающем центре объятий. Так они сидели какое-то время, опустив головы в темноте.

– Хотите горячего какао? – спросила мама, снова распрямляясь. – Кажется, у нас осталось немного «Гирарделли». Кев, а есть у нас зефирки?

– Еще бы, – сказал Кев, которого, похоже, удивил ее приятный голос. – Да еще и вегетарианские. Может, в твое какао капельку «Франжелико» добавить, милая?

– Идеально, – сказала мама.

Уже было далеко за полночь. Эмма Зи смотрела на луну. День был очень напряженный, и почему-то Зи все думала про канцелярскую кнопку, про то восхитительное ощущение, когда острие впилось в подушечку пальца. Кнопка где-то выпала из ее кармана после Дня открытых дверей, но мысли Зи все время возвращались к ней.

Девочка тихонько выскользнула из своей спальни, прошла по коридору в мамину швейную мастерскую. Дверь была приоткрыта, комната была залита серебристым светом и наполнена запахом лимонного спрея «Пледж», исходившего от сияющего деревянного пола.

Мамина швейная машинка стояла у левой стены, накрытая чехлом. Зи сдвинула чехол, потом пощупала на верху машинки, нашарила игольницу. Пальцы ее быстро нашли толстую иглу прямо в середине подушечки. Девочка зажала ее между большим и указательным пальцами правой руки и осторожно вытащила, потом накрыла и машинку, и игольницу чехлом.

Вернувшись в спальню, она заперла дверь на замок, потом пошла в свою ванную, эту дверь тоже заперла. Включила свет, села на крышку унитаза.

Посмотрела на свои ноги. Зажав иголку в правой руке, она задрала спальную рубашку, оголив бедра. Прямо над левым коленом было место, о котором она думала с самого Дня открытых дверей. Эмма Зи взяла иголку в левую руку и готова была уже воткнуть острие в кожу и тут увидела их.

Шкафчик, встроенный в противоположную стену, обычно был закрыт, но почему-то сегодня белая деревянная дверца была распахнута. Нижняя полка была набита банными принадлежностями. Ровные ряды рулонов туалетной бумаги, чтобы вешать на опустевший держатель, запасные мочалки и полотенца для рук, милая корзиночка с кусочками мыла, две бутыли ее любимой пены для ванн: лавандовой и лимонной.

А на верхней полке – животные. Рыжевато-коричневый лев, изумрудный дракон, кремовая собачка, желтый жираф – не меньше двадцати штук. Все фигурки оригами, которые мальчик сложил за последние несколько месяцев. Все фигурки, которые Зи развернула одну за другой и превратила в помятые листочки тонкой бумаги на комоде. Эти листочки каждый раз исчезали, и Зи полагала, что их выкинули. Ей было все равно, что они исчезли.

Но нет, мальчик не выкинул листки. Он снова сложил тех же зверушек, одну фигурку за другой, и оставил их здесь, в шкафчике в ванной, чтобы Зи их нашла. Странная компания воссозданных бумажных животных.

Она аккуратно, двумя пальцами правой руки, взяла ближайшую фигурку. Носорог. Красный, а не коричневый, с торчащим спереди рогом.

Эмма Зи хотела снова развернуть все складки, но тут в кои-то веки остановилась. Острие иголки больше не давило на кожу. Девочка посмотрела на свое бедро. Крови не было, только небольшая вмятинка над коленом. Зи положила иглу на край раковины и устроила носорога в сложенных лодочкой ладонях. Эмма Зи долго смотрела на него, а потом начала вертеть, изучая углы и соединения, видя настоящее чудо в его многочисленных складках.

75. Ксандер

На следующее утро после Дня открытых дверей в 7:10 Ксандер помог Фоме Аквинскому слезть с кровати и прошел в гостиную. Мама и сестра спали на диване-уголке, головы их почти соприкасались посередине. Рука Тессы свисала под странным углом. Фома Аквинский подошел ее понюхать, и сестра с сердитым ворчанием убрала руку, перевернулась и снова заснула. Пес побродил по кухне, полакал воды.

Если бы Ксандер спал на диване, он бы в ту же секунду проснулся от этого звука, но мама и сестра не шелохнулись.

Наверху, в кабинете мамы, он уделал какого-то итальянца за партией в шахматы. Когда мальчик вернулся, они все еще спали. Ксандер сделал себе овсянки, не содержащей орехов. Он уже успел поесть, а мама и сестра продолжали спать.

Прошлой ночью они долго говорили. Ксандер пошел спать, а они все говорили. Вспоминали отца, обсуждали всякое такое, чего Ксандер не понимал, но, по крайней мере, они больше не орали друг на друга. Последнее слово, которое мальчик услышал, засыпая, было «колледж».

Пока что никто не упоминал о наказании. Может, мама забудет об этом научном проекте. Может, Фома Аквинский научится летать.

Потому что наказание будет. Но неужели так плохо то, что он узнал? Это же наука. Правда. Данные. Это вообще была не самая интересная часть эксперимента, а теперь у Эммы Зи будет два отца, притом что у Ксандера и его сестры и одного-то нет.

«Да боже мой, – подумал мальчик, – ведь это как если бы у нее было два ферзя! А с таким преимуществом кто угодно всем задаст жару! Почему все вдруг взбесились?»