Читаем Нечисть (первоначальный вариант) полностью

Заросший травой и кустарником, возле тропы стоял сложенный из рубленого камня высокий фундамент. А может быть, когда-то это были стены жилища. Плотно прилегавшие друг к другу камни были покрыты серым загаром времени и зелеными пятнами лишайника. На одном из них был процарапан до коричневого гранитного нутра какой-то рисунок, но заинтересовал он меня уже после того, как я прошел мимо. Шаги мои становились все медленнее, а рисунок на камне вставал перед глазами все навязчивей.

Сойдя с тропы, я повернул назад, но не по тропе, а по склону горы, приминая сапогами пышный мох и травы. Здесь, скрытые от глаз скалами и деревьями, стояли другие, невостребованные штабеля рубленого камня. Мой взгляд различал следы старого карьера, заросшего травой и деревьями.

Я вернулся к каменной кладке у тропы, присмотрелся к рисунку, потрогал выбитые линии пальцами. Что-то в этом рисунке напоминало папашины таежные засечки: кичливые и заковыристые. Другой охотник пару раз стукнет топором по коре — и готова засечка. Папаша же целую картину вырежет, чтобы леший, глядя на них, от своих домыслов кривел. Я отошел на несколько шагов, взглянул издали и подумал, что автор рисунка хотел изобразить либо царскую корону с крестиком на верхушке, либо причудливой формы гору с крестом.

И тут я услышал, что кто-то осторожно поднимается по тропе, пригнувшись, не делая резких движений. По тропе шел Лесник, внимательно смотрел себе под ноги и с громким хрустом грыз сухарь, оставленный мной на пне. Вот он прошел мимо и озадаченно остановился в том самом месте, где я свернул с тропы. Я свистнул. Лесник вздрогнул, обернулся, сверкнув настороженными глазами, шагнул за черный, не раз горевший пень и исчез.

Я долго ждал, не отводя глаз от того пня, чтобы не потерять его из виду среди других… Лесник не показывался. Я поднял с тропы камень, швырнул в пень. Камень ударился в него, издав гулкий звук, отскочил от иссохшей древесины, шевеля траву, прокатился по склону и замер. Из-за пня с визгом выскочил пес. Поджав хвост так, что он торчал из-под собачьей морды в виде козлиной бороды, побежал в гору.

— Эй! — крикнул я, вставая в полный рост.

Подошел к пню. За ним никого не было. Похоже, что местный леший имел обыкновение оборачиваться Лесником или Лесник водил дружбу с нечистью. Или мне, после болот, всюду мерещилась нечисть?

Над головой шумел лес. Первые лучи солнца золотились на вершинах гор. Легкие облака неслись по небу. Мне меньше всего хотелось думать о деревне и о болоте. Я смахнул навязчивые мысли как паутину с лица и пошел дальше, теряя тропу, угадывая направление только по солнцу.

Я поднялся на водораздельный хребет и увидел далеко впереди узкую полоску моря, открывавшегося с высоты. Над головой качал ветвями могучий кедр. Его толстые, как гнутые деревья, корни подрыли дикие свиньи. А выше корней на почерневшем комле затягивалась черной сушинкой зарубка, причудливо выдолбленная в виде короны. Глядя на нее, я вдруг почувствовал папашину руку, его пьяный кураж и подумал: «Вот ведь как бывает! И он сидел на этом самом месте. и куда-то ведь шел. Я иду куда глаза глядят, куда душа желает, но то и дело оказываюсь на тропе отца. Куда же иду я?»

Пробравшись по хребту до следующей скальной высотки, я отыскал по пути еще пару отцовских зарубок. Наверное, я и дальше шел бы верхами, все четче повторяя отцовский путь, но увидел сверху дикую козу и стал осторожно спускаться в падь. Я не смог подкрасться к ней на выстрел, но пока преследовал добычу, так далеко ушел от моря, что лес уже стал припахивать сыростью болот. С ветвей больных лиственниц зелеными бородами свисал лишайник. Искореженные ветрами, усохшие до металлического звона, стояли вокруг черные кедры без хвои. Пора было поворачивать назад. И тут я увидел зайца.

Я прицелился, подержал его на мушке и опустил ружье. «Да заяц ли это?» — засомневался, жалея истратить попусту дробовой патрон. То, что я принял за зайца, теперь уже казалось мне причудливым пеньком. Я крадучись приблизился шагов на десять-пятнадцать и снова прицелился, отчетливо различая заячьи уши и даже пушистую нашлепку хвоста. Но почему заяц сидел неподвижно? «Больной или дохлый?» — засомневался я, сделал еще несколько шагов к нему и даже наклонился, чтобы разглядеть, дышит ли. Так и не поняв, ткнул его стволом в спину.

Заяц с воплем подскочил на месте, выпучил испуганные глаза, кинулся в кустарник — оттуда донесся собачий визг. За моей спиной мелькнула тень, и влажные ладони прилипли к щекам.

— Все-таки укараулила! — усмехнулся я, не оборачиваясь и не вырываясь, чего терпеть не может нечисть, получающая прибыток сил от ужаса и домыслов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Повести

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза