Нечисть Швеции. Обитатели кладбищ, лесов и полей

По ночам мюлинг плакал и кричал, порой пел старинную колыбельную или детскую песенку. В некоторых селениях считали, что подобные крики будут продолжаться лишь до тех пор, пока не обнаружат убийцу. Другие уверяли: ребенок будет плакать ровно столько времени, сколько первоначально отмерил ему Господь.

Чего хотел мюлинг?

Мюлинги преследовали три цели: отомстить, получить имя или обрести нормальную могилу.

Будучи лишенным жизни, призрак во что бы то ни стало хотел свести счеты с убийцей, то есть собственной матерью. Обычно он раздирал ей грудь, пытаясь высосать все недополученное за годы вынужденного «голодания» молоко или же лишить ее и молока, и крови. Исход был один: женщина умирала.

Мюлинги часто мстили матери, лишая ее крови и жизни

При этом, как мы помним, мюлингами становились только некрещенные дети. В христианском же мире обряд крещения – а соответственно, и обретение имени – обеспечивал защиту и в какой-то степени «гарантировал» место в раю – во всяком случае, умершему ребенку. Для некоторых мюлингов получение имени становилось главной задачей. Они преследовали людей, молили о помощи. Услышав просьбу таких «добрых» призраков об имени, достаточно было сказать: «Могу одолжить свое. Меня зовут Эрик» (или же придумать любое другое имя), – и мюлинг успокаивался.

Постепенно представления о предопределяющей роли крещения в загробной жизни человека сменились верованием в силу погребения: именно уверенность в том, что захоронение в освященной земле спасет душу и подарит успокоение, толкало детоубийц на принесение своих жертв к церковному кладбищу. В более поздних преданиях мюлинг все чаще просил не об имени, а о перезахоронении. Порой он даже цеплялся за прохожего и не ослаблял хватку, требуя доставить его на ближайший погост.

В целом мюлинг – существо весьма «прилипчивое». Его терпению, выносливости и целеустремленности можно лишь позавидовать. Он способен ныть часами напролет, следовать за путником, произнося одну и ту же фразу, – все для того, чтобы добиться своего. Чаще всего такое поведение не вызывало ничего, кроме раздражения. Это, в свою очередь, невероятно злило вспыльчивого мюлинга, и в гневе он насылал проклятия и превращал людей в инвалидов.

В Сёдерманланде засиделся как-то один мужчина в гостях у друга. Когда он отправился домой, на дворе была уже глубокая ночь. И тут увязался за ним маленький ребенок. Он то кричал, то плакал, но делал это очень тихо, будто не хотел доставлять неудобств.

Поначалу мужчина не обращал на мальчика никакого внимания. Однако, подойдя к своей калитке, он повернулся и недовольно буркнул:

– Уж если кричишь, так кричи нормально!

В эту секунду ребенок завопил так громко, что мужчина оглох и с тех пор ничего не слышал.

Иногда мюлинг развлекался: будучи невидимым, он, как и гаст, мог залезть на телегу. Та становилась столь тяжелой, что лошадь с трудом могла ее тащить.

Родился как-то у женщины ребенок, но захотела она это скрыть и убила его. Никто, казалось, не узнает ее тайну.

Однажды возвращался ее отец из города. Внезапно стала телега такой тяжелой, что лошадь едва могла ее везти. Подошел крестьянин к кобыле, потянул упряжь и взглянул через нее на телегу. Глядь – а на ней сидит крошечный мальчик. Взглянул мальчуган на крестьянина, улыбнулся и крикнул:

– Спасибо, что подвез, дедушка!

Так крестьянин узнал, что дочь его родила и убила ребенка.

Еще одна потеха для мюлинга – обернуться упитанным поросенком и позволить себя поймать. Но чем ближе к дому его подносили, тем больше он весил. В конце концов его отпускали, после чего раздавался громкий смех.

Кто обнаруживал мюлингов?

Мюлинг, разумеется, знал, кто его мать, однако напасть на нее он не мог, пока ему не предложат «отправиться к родной матери» или «полакомиться у той, что его родила». Нередко в таких историях фигурировали ничего не подозревавшие родственники женщины, случайно узнававшие о родившемся ребенке, лишь когда обнаруживали свою сестру, дочь, племянницу или внучку мертвой.