Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова

Несмотря на всем известную простоту и ясность этого выражения, употребляемого иносказательно в смысле быть доточником или мастером своего дела, само значение пояса невольно останавливает нас для кое-каких заметок. Мы не историю пишем, а потому не будем говорить о том, как в отмщение за позор и бесчестье по поводу сорванного пояса на свадебном великокняжеском пиру (с Василия Косого) поднялась война, имевшая следствием свержение с престола побежденного великого князя Василия Васильевича Темного. Словом, мы не будем объяснять исторического значения русской подпояски, так как за ней есть и другие достоинства. В самом деле, можно ли найти и указать, даже в настоящее время, хотя бы на одного простого русского человека, вышедшего из деревенской среды, который не имел бы на себе подпояски или пояса? Даже в тех случаях, когда городские обычаи заставляют надевать немецкое платье, деревенская привычка, скрытно для посторонних наблюдательных глаз, остается нерушимой и святой. Святым считается это непременное обязательство в силу того, что при святом крещении всякий православный младенец опоясывается, при молитве о препоясании силою, ленточкой или шнурком по рубашке. Ходить без пояса по рубахе считается основным и тяжелым грехом, хотя и допускается в некоторых редких случаях неимение опояски сверх кое-какой мужской верхней одежды, например кушака или подпоясника, то есть ремня с набором или пряжкой. Отсутствие этой туалетной принадлежности возбуждает у самых простых людей серьезное недоумение и вызывает искренние насмешки. Ни одна догадливая и любящая мать не пустит своего парнишку, рассеянного и необрядливого, без пояса на улицу в силу издавна укоренившегося поверья о порчах сглазу. И по пословице: «Рассыпался бы дедушка, кабы его не подпоясывала бабушка». У русских людей, наиболее преданных заветам старины, как, например, у раскольников, этот обычай получает даже строгое мистическое значение. Так, при молитве, налагая истовый размашистый крест во всю длину вытянутой руки, нельзя класть этого знамени поперек, то есть опускать ниже пояса. За крестным знаменем следует и малый начал, или поклон святым иконам, опять-таки поясной, то есть во всю спину. Уверяют при этом, что в старых людях, особенно принадлежащих беспоповщинским сектам, сохранилось поверье о делении человеческого тела на две половины: верхнюю – чистую, где помещается душа и сердце, и нижнюю – нечистую, где орудие плоти: «Все мы по пояс люди, а там – скоты». Во всяком случае, каждая русская женщина имеет пояс, шерстяной, шелковый, бумажный или плетеный нитяный домашнего дела, поверх сарафана, а в жаркое летнее время, при спешных работах в поле, пояс переносится прямо на рубаху. Заткнувши за этот пояс полу рубахи, работающая, как вол, и сильная русская женщина еще с большей легкостью, с усердием и без помехи отправляет свой честный труд поистине в поте лица своего. Даже и сама крестьянская нужда, и деревенское горе являются в наглядном представлении не иначе как подпоясанными, хотя бы на этот раз и лычком. По длинной, до самых пят, белой рубахе подпояска, на левом плече серп, в руке ведерко с квасом, под правой мышкой охапка сжатых колосьев – вот и жнея. Обе рукавицы, заткнутые обоими большими пальцами за кушак спереди, и кнут, круто заткнутый сбоку, немного взад, – вот и удалой ямщик, поблекший уже на красивом фоне картин русского быта, стираемый с лица земли железными дорогами и изгоняемый кочегарами в засаленных и чумазых блузах. Топор назади, наискось по спине, закрепленный в петле кушака, означает плотника, приметного и Петербургу ранним утром с восходом солнца и вечером перед закатом его: нарубился, натесался, заложил топор за пояс так, что лопасть с лёзом и обух с проухом пришлись снизу кушака, острием к земле, а деревянное топорище просунулось вверх к левому боку, – плотник теперь пошел спать и отдыхать. Все эти почтенные труженики, мастера своего дела, все налицо в приличной, издревле усвоенной форме. При них и орудие искусства и досужества, и, между прочим, топор, острым носком которого плотник попадает в промежутки растопыренных на бревне или доске пальцев товарища и не задевает живого тела, благодаря приловчившемуся глазу и искусно набитой руке. Обязательный обычай и привычный прием при употреблении подпоясанного одеяния, конечно, вызвал и такие промыслы, которые удовлетворяют этим насущным потребностям. Не говорю о кушаках, для которых на Руси, в разных местах, мастеров очень много, но и такая мелочь, как узенькие пояски, обратила на дело ремесла очень многих. Очень славятся пояски тагайские из симбирского села этого имени и прóмзинские той же губернии Алатырского уезда (указаний на другие местности мы не имеем). Богатые семьи покупают шерсть, прядут, красят и потом раздают бедным женщинам на дом для плетенья. Такой шерстяной пояс продается не дороже двух копеек. Но ничего не может быть приятнее покупки на монастырском празднике или ценнее подарка знакомой богомолки, удостоившейся сходить к соловецким угодникам или киевским чудотворцам, – именно в виде подобного пояска, изделия монашеских чистых рук. Как известно и видно из вышеприведенного указания, эти руки отбили от мирян промысел изделиями столь нужного и распространенного предмета. В больших монастырях продажа поясов составляет изрядную статью дохода, крупнее всех для киевского Михайловского монастыря с мощами Варвары великомученицы. Эти пояса в особенности почитаются в народе вместе с медными и серебряными колечками, полежавшими у мощей в раке святой: ими богомолки, в свою очередь, весьма с выгодой поторговывают, не без обычных обманов подделками. Особенно заманчивы и прекрасны, на девичий взгляд, шелковые пояски с вытканными молитвами – рукоделье женских монастырей: «По поясу-то пояски, а по пояску-то поясочки (полоски) и слова молитовки нанизаны! И сколько тут много всякой благодати и спасенья!»