Necropolitics

Франц Фанон ярко описывает пространственный характер колониальной оккупации. Прежде всего, утверждает он, колониальная оккупация влечет за собой разделение пространства на отсеки. Она предполагает установление границ и внутренних рубежей, олицетворяемых казармами и полицейскими участками; она регулируется языком чистой силы, непосредственного присутствия, частых и прямых действий; и она основана на принципе взаимной исключительности. Но что еще более важно, именно так действует некровласть: "Город, принадлежащий колонизированному народу... - это место с дурной славой, населенное людьми с дурными наклонностями. Там рождаются, неважно где и как; там умирают, неважно где и как. Это мир без простора; люди живут там друг на друге. Родной город - это голодный город, в котором не хватает ни хлеба, ни мяса, ни обуви, ни угля, ни света. Родной город - это скрюченная деревня, город, стоящий на коленях". В данном случае суверенитет означает способность определять, кто имеет значение, а кто нет, кто может быть использован, а кто нет. Колониальная оккупация позднего модерна во многом отличается от оккупации раннего модерна, в частности, сочетанием дисциплинарного, биополитического и некрополитического. Наиболее реализованной формой некро-власти является современная колониальная оккупация Палестины. Здесь колониальное государство исходит в своих фундаментальных притязаниях на суверенитет и легитимность из авторитета своего собственного конкретного нарратива истории и идентичности. В основе этого нарратива лежит идея о том, что государство имеет божественное право на существование, - нарратив, который конкурирует с другим за одно и то же сакральное пространство. Поскольку эти два нарратива несовместимы, а две популяции неразрывно переплетены, демаркация территории на основе чистой идентичности становится практически невозможной. Насилие и суверенитет в этом случае претендуют на божественную основу: сама народность выкована трудами одного божества, а национальная идентичность воображается как идентичность против Другого, против других божеств. История, география, картография и археология должны подкрепить эти претензии, тем самым тесно связывая идентичность и топографию. Как следствие, колониальное насилие и оккупация в значительной степени подкреплены священным террором истины и исключительности (массовые изгнания, переселение "апатридов" в лагеря беженцев, основание новых колоний). Под террором сакрального скрываются пропавшие кости, которые постоянно раскапывают; постоянная ре-мембранизация разорванных тел, разрубленных на тысячи частей и никогда не ставших прежними; ограничения, или, лучше сказать, невозможность представить себя в качестве "первоисточника".

Возвращаясь к пространственному прочтению колониальной оккупации у Фанона, скажу, что современная колониальная оккупация в Газе и на Западном берегу представляет собой три основные характеристики, связанные с функционированием специфической структуры террора, которую я назвал некровластью. Первая связана с динамикой фрагментации территории - уплотнением и расширением поселений. Этот процесс преследует двойную цель: сделать невозможным любое передвижение и внедрить формы разделения по образцу государства апартеида. Таким образом, оккупированные территории оказались разделены на целую паутину запутанных внутренних границ и различные изолированные ячейки. По мнению Эяля Вейцмана, отход от плоскостного деления территории и принятие принципа создания трехмерных границ внутри территории, рассредоточение и сегментация четко пересматривают отношения между суверенитетом и пространством.