Понятно, что тинейджеры ищут собственный образ через популярную одежду и обувь, но когда страна отмечает день рождения Adidas Superstar, она деформирует сознание ребёнка, вынуждая его считать спортивную обувь сверхценностью.
После кроссовочных магазинов мы пошли по тряпочным. Толпа вокруг Таймс-сквера лилась плотным потоком, затекая ручейками в двери магазинов и сметая на своём пути всё, кроме стен. Зайдя в первый одежный, я решила, что там ограбление, внезапно сработавшее пожаротушение, еврейский погром или нашествие зомби.
Половина одежды валялась на полу под пустыми вешалками, а персонал торопливо отряхивал и нанизывал сброшенное обратно. Но это был не форс-мажор, а рабочий режим. Толпа покупателей пёрла, как десант сквозь строй врага – смотрела, примеряла, прикладывала к себе всё подряд, бросала на пол и тянулась за следующей вещью.
На брошенную одежду тут же наступали, что было приговором для тонкой кружевной отделки или нижнего белья и хамством по отношению к производителю и следующему примеряющему. В «Macy’s» одежду не топтали, но за это накручивались цены.
Меня не переставало изумлять американское отношение к тротуару и полу, и не надо сказок про их стерильность и про идеальность климата. В июне полы в общественных пространствах были грязнущие, затоптанные и заплёванные, что не мешало местным садиться, ложиться на них, класть одежду, книги и чуть ли не бутерброды. А к осени, зиме и весне у полов и тротуаров не было шансов стать чище.
При мне весьма упакованный господин сел на ступеньки, по которым прошли тысячи грязных подошв, положил рядом шляпу полями вниз, поговорил по мобильному, достал платок и вытер лысину. После этого надел шляпу на голову и торжественно удалился, пока я пялилась на него, как на глотателя огня.
Подруга, живущая в сейсмически опасном районе, жаловалась: «У дочки в комнате ужас. Американские дети всё бросают на пол. Я поставила условие – чтобы был проход от кровати к двери, а то начнётся очередное землетрясение, и она не успеет выскочить, споткнувшись о вещи…»
Американские педиатры и детские психологи одобряют, когда ребёнок много играет и рисует на полу. В детсадах США это практикуется чаще, чем в российских. Да и школьники чаще, чем наши, лежат на полу, делая уроки и играя на гаджетах. Непонятно почему, вырастая, они продолжают считать грязный тротуар домашним ковром или детсадовским полом.
И даже по поводу брошенных в магазине вещей американцы потом объясняли мне, как и про сдвоенные номера, что это удобно и практично. Многолюдная улица, время – деньги, а так легче пройти много магазинов, ведь пока повесишь платье на вешалку, из-под носа уведут хорошую вещь. И меня в очередной раз изумила американская стратегия «одноразовости и одношаговости», понимаемой как рационализм.
В глубине улиц, где не было сметающей толпы, мы купили немного подарков «не валянных по полу». Вернулись к Таймс-скверу, пошли через проезжую часть по зебре перехода, и муж еле успел выхватить меня из мощной дыры на асфальте, грозящей переломами обеих ног. Это был несвежий набитый мусором провал на переходе через проезжую часть.
– Ну? – спросила я, очухавшись. – После этого расскажешь, какие здесь хорошие дороги?
Муж приготовился возразить, но нас окликнула славистка, с которой днём болтали на Книжной ярмарке. Мы зацепились языками, и она рассказала, что несколько лет прожила в Москве и Питере, и снова хочет в Питер. Как тут было не спросить, легко ли вернуться оттуда в архитектурный ужас Нью-Йорка?
Девушка засмеялась, ответила, что старается не смотреть вверх, а такие неприятные и запруженные толпой куски, как Таймс-сквер, пробегает как можно быстрее. И добавила, что в Америке есть красивые города, например Бостон, а нам она советует посетить Гринвич Виллидж, который похож на Америку старых добрых времён, хотя, конечно, там очень грязно.
Смотреть Бостон мы не планировали. А в Гринвич Виллидж собирались и без того, ведь там жил Бродский. И, конечно, заинтересовались, что же такое «очень грязно» по сравнению с нашим куском Бродвея? Распрощавшись со слависткой, мы сели в автобус и катались по Манхэттену, разглядывая в темноте улицы, по которым ещё не ходили.
В отличие от туристических столиц мира, Нью-Йорк уничтожив почти весь уникальный архитектурный ансамбль «позолоченного века». На фото тридцатых-сороковых город бесподобен – вместо нынешних домов-гробов и домов-комодов к солнцу поднимаются неоклассические шедевры.
Нью-Йорк принято сравнивать с Санкт-Петербургом – оба сбиты из островов мостами. Но при этом каждый мост Санкт-Петербурга – строка в поэме, а каждый мост в Нью-Йорке – рывок угрюмого металла. А самый крутой – носящий имя Джорджа Вашингтона, платный при движении из Нью-Джерси в Нью-Йорк и бесплатный в обратную сторону – прославился не архитектурой, а тем, что каждые три дня с него прыгает самоубийца.