Неделя на Манхэттене

В конце девяностых некий американский профессор Дэвидсон предложил нескольким тысячам старшеклассников Америки и России записать ассоциации с общеизвестными понятиями. И оказалось, одни и те же понятия имеют у них совершенно разный смысл. Придумывая ассоциации к слову «забота», американцы и русские обращались к слову «семья» – у наших школьников значимость семьи собрала 35 %, у американцев всего 18. И это при том, что на каждом рабочем американском столе красуется приторное семейное фото. С государством «заботу» связали 0 % американцев и 30 % россиян, хотя уровень социальной защиты в США в девяностые был нулевым.

Понятие «порядок» ассоциировалось у россиян с чистотой, правительством и армией, для американцев «порядок» означал законы, правила, контроль и дисциплину. «Власть» российские школьники связали с правительством, политиками, силой, президентом и лидерством, а американские с деньгами и успехом. Роль народа в связи «с властью» проигнорировали и те, и другие. Понятие «воспитание» и россияне, и американцы проассоциировали с семьей, а влияние школы в вопросах воспитания признало 26 % россиян и только 5 % американцев.

Слово «конкуренция» 37 % россиян связали с «деньгами» и «капитализмом», а 31 % американцев – с понятием «личность»; но при этом «успех» для американцев означал богатство, а для россиян – счастье, радости и удовольствия. К этому добавлю результаты опроса родителей школьников того же периода – 91 % опрошенных россиян считали главным приоритетом воспитание подрастающего поколения, а среди американцев так же думали только 62 %.

Судя по этим цифрам, американский школьник девяностых ощущал заботу семьи в 2 раза меньше, чем российский, и признавал влияние школы на собственное воспитание в 5 раз меньше российского. Потому что американского школьника затачивали на одиночное плавание, а нашего на коллективное, и каждый из вариантов имел свои издержки.

Из-за дождя мы досидели до темноты и расплатились наличными, потому что в каждом втором заведении инновационного Манхэттена сотрудники врали, что прямо перед нами система дала сбой, короче, мухлевали с кассой. Двинулись в Гринвич Виллидж, но снова заблудились в темноте и попали в Сохо, которое любят сравнивать с Арбатом, хотя разница начинается уже с освещения.

Везде, кроме простыней рекламы, экономили на лампочках, а ярче всего в Сохо освещалась известная реклама Кевина Кляйна с изображением, извините, женской задницы в лимонных джинсах. Будучи увеличенной до размеров дома, она освещала кусок улицы. Так что местные красоты мы видели исключительно в её свете.

Сохо – район ткацких фабрик, построенных в эпоху металлургического бума, когда чугун был дешевле камня, и его хватало на чугунные фасады, колонны, лестницы, перила и балконы. Фабрики реконструировали под стильное жильё, и в шестидесятые эту красоту обжила богема. Но к восьмидесятым квартиры подорожали, и белые воротнички выселили богему из Сохо в Бруклин и Квинс, ведь отсюда удобно ходить пешком на работу на Уолл Стрит.

Когда-то здесь на десятиметровой высоте, как любят американцы, ходили поезда. Но на безобразно построенных платформах погибали толпы опасно стоящих и опасно переходящих рельсы. Из-за этого дорогу закрыли и переформатировали в оригинальный парк Хай Лайн. Железнодорожный мост огородили прозрачными щитами, поставили амфитеатр, лавочки и навтыкали лютиков-цветочков.

Получилось уютное и прикольное пространство, отвечающее американскому принципу путать пол с потолком – сидеть на асфальте и задирать голову на идущий над тобой поезд метро. Но ночью всё это было довольно плохо освещено.

Я знала, что в Сохо на Гранд Стрит мастерская великого Эрнста Неизвестного, а ещё знала, что его отец служил адъютантом у атамана Антонова. Жизнь полна парадоксов, и в юности меня обучал астрологии знаменитый Игорь Александрович Антонов, которому посвящены стихи Александра Ерёменко: «Игорь Александрович Антонов, Ваша смерть уже не за горами…»

Он был внучатым племянником атамана Антонова, бойцы которого, не брезгуя еврейскими погромами, чуть не перебили в Тамбове семью моей бабушки Ханы-Леи Зильбельберг, бежавшую из Люблина от немцев. Ещё невероятней, что на подавление банды Антонова бросили армию Тухачевского, внучатый племянник которого мой – покойный муж Олег Вите. И, похоже, мы всю жизнь по очень усложнённой схеме доигрываем клановые игры предков.

После убийства атамана Антонова, его адъютант – Иосиф Моисеевич Неизвестный, спрятался, мимикрировал, выучился на врача. И, кабы не мемуары сына, никто бы не просчитал его прошлого. Став виднейшим скульптором страны, Эрнст Неизвестный был назван Хрущёвым автором «дегенеративного искусства», после чего обвинялся в шпионаже и валютных махинациях.

Сотрудники КГБ избивали его на улице, врывались в мастерскую и уничтожали скульптуры. Кавалера ордена Красной Звезды – одновременно и выдавливали из СССР, и не выпускали; и Эрнст Неизвестный подавал заявление на выезд ровно 67 раз.