Недетская игра в прятки

— Господи. Павел Афанасьевич. Кто бы мог подумать? Не скажу, что я была рада знакомству с ним, но гибели ему никогда бы не пожелала. Жаль, очень жаль.

Василий покивал головой:

— Понимаю. Вы познакомились в крайне неприятных для вас обстоятельствах. Такая работа у следователей НКВД: задавать вопросы, подозревать и добиваться правды. В том деле о пожаре пострадали вы, Гриша, погиб ваш муж, было еще много пострадавших. Там преступником оказалась стихия, но чаще следователям приходится сталкиваться с делами, в которых преступниками становятся люди, и чтобы доказать их вину приходится проявлять настойчивость, силу и жесткость. Работа у сотрудников НКВД нелегкая и опасная, и видите, их убивают, а мы сидим с вами здесь спокойно разговариваем, наш вечер наполнен теплом, уютом и детским смехом, мы говорим о будущем, но приходится думать и о настоящем и об опасности и даже о гибели своих товарищей. Вокруг нас все еще ходят воры и бандиты, недобитые враги и вредители, и среди них есть убийцы.

Анна вздохнула:

— Что поделать? Мы пережили не одну войну, столько людей потеряли, а это безумие все продолжается. Скажите, как погиб следователь Соколов? В него стреляли?

— Я всех подробностей не знаю, о том, что он убит, узнал только утром. Мне передали, что он заколот заточкой и вероятней всего это месть кого-то из бывших заключенных, вероятно, бывших его подследственных.

— Заточкой? Что это? Впрочем, не важно, как и чем он убит, важно, что человека больше нет.

Василий не мог согласиться со словами Анны и уже более уверенным тоном заговорил:

— Чем убит как раз очень важно. Заточка — это колющее орудие, заключенные в лагерях делают их из инструмента или даже просто из куска металла и нередко пользуются ими, как средством нападения или защиты.

Анна пожала плечами:

— Но это в лагере, а здесь-то?

— Может это послание для других следователей. Чтобы знали, что у тех, кто передал это послание, тоже есть сила и память, даже через много лет. Последнее время Павел Афанасиевич уголовкой не занимался, но прежде с ворами и убийцами был очень крут, не щадил.

— Не понимаю, зачем убийце так рисковать? Таким посланием он сразу резко снижает круг подозреваемых и его так легче найти.

Василий впервые за вечер улыбнулся:

— Да, круг подозреваемых сразу резко сузился, всех ваших артистов очень быстро отпустили, а убийца не очень-то и рисковал, орудия убийства на месте преступления не оказалось, да и никаких следов он не оставил. Так что следователям по этому делу придется очень потрудиться.

Но, тут, кажется, Анастасия Георгиевна, Евдокия Петровна и Варя пришли к согласию о важности подготовки детей к школе, и Анастасия Георгиевна обернулась к Анне:

— Аннушка, милая, кажется, хозяева от нас устали, да и дети заигрались. Может нам пора уже отправляться домой?

— Да, пора, — Анна кивнула Василию, обозначая тем самым окончание их разговора, — пожалуй, настало время поблагодарить хозяев и отправляться восвояси.

Прощаться пришлось долго, дети не хотели расставаться, да и хозяева не хотели отпускать гостей.

Этой ночью Анна долго не могла заснуть. В голове бродили противоречивые мысли. Было ли ей жаль Соколова, она не знала. Пожалуй, все-таки она испытывала сожаление, поскольку смерть всегда вызывает сочувствие. Этот человек был случайным в ее жизни, обстоятельства распорядились так, что пришлось с ним познакомиться, хотя она предпочла бы вообще никогда с ним не встречаться. События той ночи, которая и явилась причиной их знакомства, резко изменили ее жизнь и навсегда останутся в ее памяти. Той ночью было неспокойно, не спалось, так же как и сейчас в голове роились мысли, да еще за окном теплушки был сильный ветер, было слышно, как где-то стучат ставни, затем случился пожар. Она могла погибнуть, пришлось спасаться, и она спасалась, как могла, бежала, не думая ни о чем, главное подальше от этого огненного ада. Она случайно наткнулась на женщину и ребенка, надышавшихся дыму и близких к потере сознания, женщину спасти не удалось, не хватило сил, но ребенка она все же вынесла из огня. Теперь он с ней — ее Гриша. Она не смогла признаться следователю, что он не ее ребенок и, что она беглая поселянка, объявленная женой врага революции. Тем следователем и был Соколов, он вел дело о пожаре. От него зависело ее будущее и будущее Гриши. Насколько внимательно и аккуратно он вел это дело и как отнесся к проверке собранных им данных о личности Анны Голосовой, теперь значения не имеет, дело закрыто, и она получила новый паспорт, где рядом с ее фотографией стояло имя — Анна Голосова. Ей бы следовало быть Соколову благодарной, его недостаточная скрупулезность в сопоставлении фактов, свидетельств и документов позволили ей стать матерью и остаться на свободе, хотя простое медицинское освидетельствование или получение по запросу фотографии реальной Анны Голосовой или пропавшей беглянки Елены Вершининой моментально разрушили бы принятую следствием версию. Гриша оказался бы в детском доме, а Анна обернулась бы вновь Еленой и в лучшем случае отправилась бы на поселение.