— Слышишь, ты! — негодующе перебила средняя, — кому это я тут мешаю? Да я самая полезная! Потому и сахар мой!
— С чего это вдруг ты самая полезная? — ехидно поинтересовалась правая голова.
— С того, что восемьдесят процентов атак на меня приходится, и кусаю я первая! Значит и сахар мой.
— Ой, да когда последний раз нам кусать кого-то приходилось? Всё на старых заслугах выехать пытаешься!
— Ага! Как жрать, так тебе удобнее всего, потому что ты по центру. И удовольствие от еды ты получаешь, а как жопу вылизывать, так левая или правая, потому что нам, видите ли, ближе…
— Но я действительно не могу дотянуться!
— Короче, сахар мне! — заявила правая. — Потому что я за гигиеной слежу и мне этот вкус перебить надо.
— А чего это тебе? — возразила левая. — Раз уж на то пошло, то за гигиеной мы обе следим. Я по четным, а ты по нечетным числам.
— В том то и дело, что я по нечетным. В году несколько месяцев тридцать первого заканчиваются. А после него сразу первое. И получается, что я вылизываюсь чаще! Вот разве я не права? Давай хоть у Яги спросим!
— Чего скажешь, бабка? — дуэтом поинтересовались левая и правая головы.
— Скажу, — ухмыльнулась Яга, — что будете так тявкать да скулить, сменщиков не дождетесь из отпуска.
— Чего это?
— Я, по-вашему, в колодец от нечего делать полезла?
— О, кстати! — осенило левую голову. — А чего это ты сюда припёрлась?
— Шумно тут у вас, вот и припёрлась. Скулёж ваш из колодца за версту слышно. Люди стороной обходят, да царю-батюшке жалуются: страшно, мол. Он хотел колодец засыпать к чёртовой матери. Говорит, мол, всё равно сухой лет пятьдесят уже. Да мы втроём отговорили.
— Кто «мы»?
— Я, да Кащей…
— Кащей? — Цербера вновь принялась чесаться. — Это которого братец родной из окошка полетать отправил?
— А ты откуда знаешь? — удивилась Яга.
— Ну как же! — принялась объяснять средняя голова, пока левая и правая пытались выгрызть насекомых из шерсти. — Он у нас недолго побыл, да пользы принес много. Башковитый по части химии да физики! Систему зеркал нам сделал. Да так хитро их расставил, что от одной свечки в подземном царстве светло, словно на земле в рассветный час, становится. Аид теперь непослушных мёртвых электричеством бьёт. Радуется, как ребенок. Всё потому что Кащей этих… как их… аккумуляторов из металлов разных наделал.
— Этот может, — довольно прокомментировала Яга.
— Словом, когда предписание пришло отпустить Кащея вашего, Аид его лично через Стикс перевез. На том берегу руку жал и обещал теплое местечко, когда тот умирать надумает.
— Долго ждать придется, — ухмыльнулась Баба Яга, вспоминая заветную Кащееву иголку.
— А кто третий отговаривал? — теперь собака-мутант пыталась почесать задней лапой среднюю шею. Получалось плохо.
— Горыныч.
— Это кто такой?
— Вы б с ним общий язык нашли, — ухмыльнулась Яга, перекладывая факел в другую руку. — Такой же, как и ты, трехголовый. Только рептилия.
— А чего ж ты, а не он пришел, раз общий язык нашли бы?
— Не пролез бы, — хмуро ответила Яга. — Слушай, я собственно, чего пришла-то. Не могли бы вы тут прекратить завывать в три горла?
— Да мы и не выли, — раздосадовано ответила левая голова.
— Пока блох не подцепили, — добавила средняя.
— Всякие наказания у Аида видели, но блохи — это за гранью добра и зла, — подвела итог правая.
— А ежели докучать насекомые не будут, тихо додежурите?
И, пока Цербера энергично кивала всеми тремя головами, Яга достала откуда-то из складок юбки мешочек с четырьмя вышитыми на нем буквами — «ДУСТ».
— Блохами животное маялось, от того и выло, — закончила свой рассказ Баба Яга. — Теперь к тебе вопрос, Кащеюшка: почему ты именно к Аиду попал после того, как тебя братец из окошка выкинул?
— Есть такая теория, что каждый попадает после смерти в то место, в которое верил. И, видимо, она рабочая. Потому что мне ближе всего античная мифология.
— Батюшки-святы! — прижала ладони к щекам Яга, — это ж надо подготовиться! Местечко покомфортнее себе придумать и поверить в него успеть.
— Придумай, — усмехнулся Кащей, поглаживая воткнутую в ворот камзола иголку. — А я, кажется, себе всё придумал уже.
— А нас после смерти просто не станет, — флегматично сообщил Горыныч. И пояснил, в ответ на удивленные взгляды: — атеисты мы.
— Ну, так-то оно, конечно, логично, — согласилась Яга. — Но мой тебе совет: определился бы ты, пока не поздно. Глядишь, с единорожками по радуге еще побегал бы, после смерти-то.
— Мне тяжело во что-то верить. Я помню ночное небо еще с двумя лунами, — пояснил свою позицию Горыныч и перевёл разговор в другое русло: — Трехголовая, говоришь?
— Ну а чего ж, одному тебе с тремя головами красоваться?
— Эх, надо было мне колодец выбирать, — мечтательно произнесли головы Горыныча хором.
— Я сначала тоже так подумала, но нет, — возразила Яга.
— Это почему?
— Нечего химер плодить! Извращенец чешуйчатый. Она — собака, ты — змей. А дети кто получатся? Змеебаки?
— Трехголовые змеебаки, — уточнил Кащей. — Я до сих пор не понимаю, как ты в нору под дубом проскользнул. С колодцем бы так не прокатило. Яга, вон, и то еле пролезла.