Недеццкие сказки для перешкольного возраста

— А все и изумились! Так изумились, когда он на ёлку пламенем дыхнул, что аж охуели!

— Я думал, что у вас не получается, — продолжал бубнить Горыныч. — Помочь хотел.

— Осмелюсь заметить, что твой повышенный, в сравнении с повседневной манерой общения, тон вгоняет мня и нашего трехголового коллегу в негативное состояние, меткая народная формулировка которого нашла отражение в фразе «кошки на душе скребут».

— В вашем случае кошки не скребут, а зарывают.

— Что зарывают? — округлили глаза все три головы Горыныча.

— Последствия обосранного вами праздника.

И хлопнув покосившейся дверью, Кащей ушел в избушку.

— А может он и прав, — философски согласилась одна из торчащих в окнах голов, — может и зарывают.

Яга, подобрав юбки, просеменила за Кащеем, вошла в избу, аккуратно прикрыла дверь и полушепотом спросила:

— Недоговариваешь же?

— Недоговариваю, — сердито согласился тот.

— Меня толпой утянуло. Дети ж, сущие черти. — Старушка немного помолчала, формулируя тревожащий её вопрос и, наконец, задала: — Кто был этот, зайчик-переросток?

— Предпоследний бессмертный.

— А… — удивилась Яга и выдала предположение: — Иглу его сломал?

Кащей помотал головой.

— Голову отрубил.

— Значит, не насмерть, ежели без иголки-то?

— Его ж фея в другом мире спрятала. А во всех трактатах одно и то же пишут, что смерть без иглы возвращает тебя туда, где ты эту самую иглу оставил. — Кащей немного помолчал и добавил: — Вот он и вернулся туда, откуда пришел.

— Значит, еще не конец?

— Да хрен его знает. Но счет по смертям один-один.

В окошко просунулась довольная морда Горыныча:

— Извините, что отрываю, но вы должны это видеть! Тут, кажется, у кое-кого мозги на место встали, — и чешуйчатая голова покинула оконный проём.

Яга и Бессмертный подошли к окошку.

— Здравствуйте, детки, — басовито поздоровался, вылезая из богато украшенной тройки Морозко. Одет он был в привычную синюю шубу до пят, в руке держал свой волшебный посох. Африканский загар с него полностью сошел, уступив место привычной зимней белизне. — Я вам подарочки новогодние привез! Надеюсь, в этом году все себя хорошо вели?

— Охуительно просто, — пробормотал Кащей себе под нос, вспоминая, украденную из царского хранилища иглу, ограбление театра марионеток, попытку выкрасть посох у самого Морозко, убитого Нуф-Нуфа, растоптанного Горынычем гигантского орла. Вспоминая выковырянный изо лба подземного демона кристалл, тестируемые на термоустойчивость, при помощи свиней, доспехи; стоящее на коленях обезглавленное тело брата, окутанное искрами… — Просто охуительно, дедушка!

* * *

Зря он так с братом, конечно. И в первый раз зря и сейчас. Но во всём нужно искать свои плюсы. Раз уж младшенький отсёк ему голову, а эта самая голова всё равно на месте, значит с иглой всё в порядке? Но тогда где она?

Теперь он помнил всё. Братца-умника, Ваню с Волком, живую и мертвую воду, молодильные яблочки, сейф, впарившую ему этот злосчастный сейф фею, царевну-лягушку, вечность внутри железного ящика. Как там его фея называла? Нидлкипер! Хранитель иглы! Его-то осенью и тащили с болота Дядя Федор с животными.

Если там где ты ищешь, ответов нет, то нужно поискать там, где еще не искал.

Память еще хранила неприятное ощущение рассекающего шею меча, и Печкин невольно поежился, когда проскользнув в дом Дяди Федора, увидел на столе разделочный нож — придурошный пёс вспомнил, что у них нет ёлки и все втроём, оставив нарезку салатов на потом, побежали в лес, выбирать дерево для праздника.

Быстро заглянув во все углы, способные вместить в себя эту железную громадину, Печкин обнаружил искомое в чулане. Потянул дверцу — не заперто. Заглянул внутрь. Отбросил в сторону старый свитер, мятую пыльную шляпу, странную перчатку с ножами — огород копать, что ли? — и сложенный вчетверо листок. Развернул его, принялся читать:

«Фредди, если ты читаешь это письмо…»

— Фёдор не так пишется, но в целом, понятно, ясно, — пробормотал Печкин, пробегая глазами по строкам.

«Помнишь, ты обещал…»

— Бла-бла-бла…

«Печкин на самом деле не почтальон, а Кащей-бессмертный, которого давным-давно заточила в Needlekeeper заколдованная Царевна-лягушка, несколько веков назад жившая со своим мужем на краю болота…».

— Спасибо, но это я и сам вспомнил.

«С иголкой поаккуратнее. Во-первых, это единственный артефакт…»

— А вот это уже ближе к делу! — глаза Печкина забегали по строкам еще быстрее и остановились, словно споткнувшись, на словах перед постскриптумом.

«Удачи.

Фея».

— Так помимо Ваньки с Волком, оказывается, у меня есть кому еще предъявлять счета.