Недолговечная вечность. Философия долголетия

Симона де Бовуар в 70-е годы XX века описывала женщину 50 лет, лишенную финансовой независимости и страдающую от собственной ненужности: у нее нет больше семейных забот, дети выросли, а роль бабушки ее вовсе не привлекает; у нее еще полно сил и возможностей, но она прозябает от скуки. «Она окидывает мысленным взором долгие, ничего не сулящие ей годы, которые предстоит еще прожить, и шепчет: „Я никому не нужна“…»[35] Она чувствует себя бесполезной. Это определение можно отнести ко всем, кто прежде занимал какую-то должность. Приобретенный опыт, накопленные знания и признанные навыки отметаются под тем предлогом, что нужно уступить дорогу свежим и молодым, нетерпеливо бьющим копытом в ожидании возможности попробовать свои силы. Это настоящее крушение всей жизни для тех, кого вынуждают уйти, тогда как они не ищут мира и покоя, а хотели бы продолжать работать по специальности. Правда полноценной жизни – в испытании на прочность, которое только укрепляет ее, но не в отдыхе, который лишает сил. В глазах общества пенсионер – отработанный продукт, он уже вышел в тираж, но в своих собственных глазах он еще бодр и полон сил. Свобода, насладиться которой во взрослом возрасте ему мешают самые разные рабочие и семейные обязанности, возвращается к нему: она и соблазнительна, и в то же время пугает. Пенсионер должен снова найти причины, чтобы жить, помимо развлечений или общественной работы. Прекратить трудовую деятельность можно по-разному: в Швеции, например, учрежден «банк времени», позволяющий работникам уходить в отпуск длиной до нескольких лет[36] или время от времени устраивать себе передышки в работе. Но совсем другое дело – принуждать уходить с работы тех, кто этого совсем не хочет, только потому, что срок их годности подошел к концу[37]. Временная приостановка не равнозначна вынужденному отдыху. Выход на пенсию – пример великого завоевания, обернувшегося несчастьем для того, кому оно предназначалось.

Возраст философских размышлений

Наша жизнь год за годом пополняет каталог бед и грехов столь очевидных, что было бы скучно их перечислять. Но если мы будем цепляться за этот покаянный список, мы упустим самое важное: мы живем всё лучше и лучше и умираем всё позже. В том возрасте, когда наши предки уже входили в царство теней, мы испытываем радость и вместе с тем беспокойство оттого, что мы живы, способны чувствовать и избежали тяжелых болезней. Это ничем не объяснимая радость существования, нахождения в собственном теле, пусть уже и в потрепанном. Уже не все возможно, но многое еще позволено. В 1922 году Марсель Пруст получает Нобелевскую премию, отобрав победу у Ролана Доржелеса, представлявшего молодое поколение писателей-фронтовиков. На следующий день газета «Юманите» выходит под заголовком «Дорогу старикам!». Прусту в это время только 48 лет. Кто из нас сегодня назвал бы «стариком» или «старухой» мужчину или женщину 48 лет? В 50 лет жизнь только и начинается по-настоящему: мы наконец можем наслаждаться молодостью, упущенной в 20 из-за того, что нужно было сдавать экзамены, получать аттестат зрелости, искать работу, проходить испытательный срок, искать оправдания, что не пошел в университет, прощаться с детством, переживать первые бурные истории любви, в одиночку нести груз непривычной свободы. Искать себя, обманываться, разрываться в выборе между возможностями, ни одна из которых нам не нравится, слышать каждое утро, что на нашу долю выпала непомерная удача, – какой же это кошмар, если вдуматься! И вот мы строим свою жизнь, одновременно разрушая себя с помощью алкоголя, наркотиков, всякого рода излишеств в угоду конформизму, общественному давлению. Молодость обладает красотой, бодростью и любопытством, но это возраст подражания, когда действуют на ощупь, спотыкаются, поддаются влиянию моды и идеологии. В зрелом возрасте имеется опыт, но утрачиваются живость и задор. Взрослея, мы непременно ощущаем преимущества и недостатки: те и другие никак не могут прийти к согласию, найти равновесие.