Недолговечная вечность. Философия долголетия

Есть закрытые привилегированные заведения, есть пансионаты и санатории, есть казармы, монастыри, суда дальнего плавания, которые, кажется, выпали из общего потока времени, погрузившись в состояние обманчивой стабильности. Благотворная иллюзия: жизнь, расписанная как по нотам, создает ощущение полной неподвижности. В таких «лучезарных городах»[49] человек чувствует себя защищенным от всех мирских бурь. Строгий порядок и дисциплина избавляют вас от мучительных раздумий о быстротечности времени, и скука здесь – другое название безопасности. Удивительный парадокс: необходимость подчиняться расписанию уничтожает время изнутри. Чтобы убить время, тщательно следите за ним, за каждой секундой. Нам всем знакомы люди, которые черпают невероятную энергию в неукоснительном соблюдении правил, дающих им уверенность и направляющих их в жизни. Таким людям в начале всякого дела нужна четкая организация: они распределяют время, составляют почасовое расписание – и неважно, что именно указано в каждой его строке. Разбивать на части дни и недели для них совершенно необходимо. Их день начинается с нерушимых предписаний, в своей неизменности сродни ходу церковной службы: навести порядок в доме, разложить по привычным местам предметы на письменном столе, развесить одежду в шкафу в строго определенном порядке, сделать несколько гимнастических упражнений. Выполнение этого ритуала равносильно для них чтению ежедневной молитвы. И вот уже понедельник, вторник, среда теряют свою специфическую окраску и становятся не более чем образчиком одного и того же типичного дня.

Не остаемся ли все мы – по крайней мере, во Франции – вечными школьниками, для которых год разбит, как в календаре Министерства образования, согласно дням школьных каникул: День всех святых, Рождество, Масленица, Пасха? Начиная с 1936 года каникулярное время для нас священно [50]. Каникулы связывают нас друг с другом, создают мнимую картину общности поколений. Каникулы – наша национальная любовь, так же как работа составляет суть жизни американцев, японцев и китайцев. И наоборот, попытка взвалить на себя слишком много – то есть желание выиграть время у времени – часто является симптомом старения: мы хотим схватиться за все сразу и немедленно, мы должны поспешить, прежде чем настанет конец. Вместе с тем расслабленность – восхитительная способность терять время, беспечно слоняясь целыми часами и днями, – свойственна юности, впереди у которой еще долгие годы. В этом и легкомыслие юности, и ее талант.

Что заставляет нас жить

«Совершенно естественно, – говорил Томас Манн, – что человек преклонных лет относится к собственной эпохе с раздражением». Отвращение к жизни у некоторых людей тем больше, чем меньше жить им остается. Жизнь наносит им оскорбление, покидая их, и в отместку они хотят ее растоптать. Они хотят уйти со сцены, они считают, что эпопея их жизни окончена, что современная им эпоха заслуживает презрения, а следующие поколения – сплошь безграмотные глупцы. Какой мир оставим мы после себя своим детям? – принято обычно спрашивать. «Каких детей оставим мы после себя в завтрашнем мире?» – возражал на это Хайме Семпрун. Двойная ловушка, в которую часто попадает старость, – брюзгливая воркотня и вечные проклятия. В глубине каждого из нас прячется этакий недовольный ворчун, брюзга и сварливец, готовый подать голос при малейшей неудаче. Монтень называл эти болезненные проявления «морщинами души». «Что-то не видно душ – или они встречаются крайне редко, – которые, старясь, не отдавали бы плесенью и кислятиной»[51].