Недостающее звено

– Нацепили на шампуры громадные куски мяса, которые на огне истекали кровью и обгорали, издавая тошнотворный запах. Тут прибежал водитель с отрубленными лапами и с каким-то окровавленным мешком и со словами – это ливер шефу на жареху. Меня начало рвать. А пир продолжался. Мясо падало в костер, обожженное сверху, оно, конечно, было сырым, и при попытках его кусать у этих вурдалаков по рукам текла черная кровь. И хочу заметить: при всем этом были люди из газеты, да еще и с фотокамерами. Я, как могла, вышла и пошла вперед. Через какое-то время меня догнал водитель.

Она вдруг остановилась и, посмотрев на меня, спросила:

– Почему ты?

И продолжила, что сама и ответит на свой вопрос. И рассказала, что была замужем.

– Мы познакомились, когда нам было по 18, как сейчас тебе. Мой молодой муж только что стал курсантом военного летного училища, а я училась на делопроизводителя. Мы поженились через два года после того, как я окончила учебу. А когда он стал летчиком и получил погоны лейтенанта, мы уехали к месту его службы на Дальний Восток. Нас поселили в авиагородке, в отдельной комнатке, и мы были счастливы. После своего первого полета в составе боевого экипажа на каком-то огромном самолете, он был счастлив. В авиагородке все знали, что они летают во Вьетнам и что-то туда возят. Уж какие тут могли быть тайны среди своих. А вот второй рейс стал для него последним. Тут и наступила полная военная тайна. Но, опять же, все знали, что самолет при выполнении ночной посадки на свой аэродром, пролетев перед нашим авиагородком, нашел свою смерть, на полной посадочной скорости уже на земле врезавшись в цистерну с бензином. Сгорел весь экипаж, и от самолета остались только фрагменты. Здесь ни для кого не было тайной, что эта цистерна была подотчетна командованию. С ее помощью воровали бензин, который списывали за счет какого-то старого, давно не летающего самолета с бензиновым двигателем.

Ее мужа, вместе со всеми, в кровавых мешках похоронили за аэродромом, среди множества таких же могил молодых летчиков. Она напоследок не увидела его лица, только случайно, в кабинете оперативной части, без спроса увидела фотографии. Это были обрубки обожженных человеческих тел, просто куски мяса.

– Я часами бродила по взлетной полосе, хотела найти какое-то упоминание о муже, и нашла рядом в траве наш термосок. Я уверена, что он наш. Через две недели меня, как не обремененную детьми, просто посадили на поезд, дав проездные до Иркутска, предварительно взяв с меня расписки о неразглашении той страшной военной тайны. Но по этому назначению, где под Иркутском жила моя бабушка, которая вырастила меня, ехать было уже незачем. Бабушка полгода как преставилась. Вот в том поезде я и попалась на глаза этому упырю, которого все сейчас зовут шефом. Он и привез меня сюда, дал эту служебную квартиру и под постоянным страхом выселения заставляет обслуживать себя и приезжающее руководство – таких же упырей, как и он сам. Прошло 7 лет, как я здесь, и вот сегодня возле кладбища я вновь увидела весь ужас крови. Так вот, почему ты? Я повторюсь, что, когда мы познакомились с моим будущим мужем, ему было лет столько, сколько сейчас тебе, вы и внешне похожи, и имена у вас одинаковые, и я его больше всего помню 18-летним. Упырь настаивает, чтобы я себе мужа нашла, видимо, другую жертву присмотрел. А где мне его найти, только если среди этих же упырей, что вчера жрали куски живого мяса, запивая их водкой? А просто уйти и жить на улице с бомжами… сам знаешь, как это будет. А у тебя лицо человеческое, и поступать ты стараешься так же. Так вот, в счет моей просьбы, за твой должок, возьми себе этот термос. Однажды он был полон моих слез.

Она из ящика достала еще два больших лимона, положила рядом с термосом, накинула на лицо платок, и я проводил ее до выхода. Она села в машину, и та ушла в темноту.

По моим подсчетам, ей получалось всего 28 лет. Я забрал термос и лимоны и пошел домой. В голове творился полный бардак. Я думал о возможной военной тайне, за которую Мальчиша-Кибальчиша запытали буржуины. И о том, что неважно, где жить, главное, кто рядом с тобой живет. Я пытался удержать себя в психическом равновесии, но это плохо удавалось, потому что его нет, этого равновесия между да и нет, между взять и отдать, как и между отнять и воздать, и может быть, это справедливо.