Недостающее звено

Во дворике я еще на досках настила отжался, потянулся. Все во мне вроде работало в хорошем режиме. Ополоснувшись в рукомойнике, налил себе большую кружку чая. Мама вчера насушила сухариков, я на них клал кусочки сыра «Дружба» и ел с великим удовольствием. Хотя на плите стояла кастрюлька с супом «лапшичкой», я о нем подумал, как о послебанной трапезе. Вот с таким угощением я и принялся добивать два номера «Крокодила». В них было много удивительных изобличений при помощи различных комических приемов: сарказма, иронии, гиперболы, гротеска, аллегорий и пародий. Но все это в сатиру, по-моему, никак не складывалось, так как было направлено на частности. При этом за броней пряталось то, откуда произрастали эти частности. И зрить в корень не работало, потому и эстетики не было. Зато было интересно, а где-то и по-настоящему смешно, особенно в рубрике «анекдоты»:

– Правда ли, что при коммунизме продукты можно будет заказывать по телефону?

– Правда, но и выдавать их будут по телефону.

Вот такой фольклорный жанр. Где-то в районе 14-ти я взял мамину матерчатую сумочку, положил туда полотенце, завернул в листочек газеты кусочек хозяйственного мыла и рогожную мочалку и пошел в баню. Дети уже возвращались из школы и двигались более ходко, тащили мамам пятерки за правописание, а кто и за пересказ стихотворения Пушкина. У меня в кармане был рубль, и я был полностью уверен в своих материальных возможностях. Баня была открыта, справа дверь в парикмахерскую тоже открыта. Очереди никуда не было, только в маленьком окошечке виднелась голова бабушки-кассира. Я взял билет за 20 копеек и теперь мог в бане мыться хоть до ночи. Снял верхнюю одежду и пошел внутрь, там было совсем пусто. Я все с себя снял, повесил на гвозди в шкафчике и отправился в моечную. Там в дверях столкнулся с мистером банщиком в белом халате, как принято, коротеньком. В руках он держал свою специальную кочергу. Горячей воды было вволю. Я налил в тазик и вылил ее на ледяной каменный стол, который стал чуть теплее, и мой зад не стыл от лютого камня. Когда намылил голову, мне вдруг подумалось, что надо бы подстричься, вроде денег должно хватить. Я знал, что моя прическа – самая дешевая и стоит 70 копеек.

Посетители были, всего трое, и они замачивали веники. Тот, который ближе всех сидел ко мне, положил на свои совершенно белые колени ладони, которые были как бы в перчатках, так глубоко в них въелся мазут. Он был припудрен постоянной работой на морозе. И руки, вроде как, были отдельно от тела, да и лицо оформлено такими же красками. Мужики пошли в парилку, а я за ними. Напустили пару, будь здоров. Меня всего съежило и настойчиво толкало к дверям, а тот, что с черными руками прямо сказал:

– Вот ты молодой и мускулистый, а только кожа у тебя тонкая.

Хорошо это или плохо, я не понял, но не убежал, а стоял и ловил обжигающие волны пара, которые завихрялись от того, как те махали вениками, и мне доставалось. Выйдя с невероятных оздоровительных процедур, я окатился тазиком холодной воды и вышел подышать в предбанник.

Мужики колдовали у трехлитровой банки с пивом. Тот, кто был с черными руками, ухватил ее за горлышко и огромными глотками принялся опорожнять, от чего у него заходил огромный кадык размером с кулак. Я опять пошел в моечную, долго еще терся, два раза с мужиками посетил парилку и даже венички опробовал. В отсутствие «нашенских» баня приобретала свой первоначальный смысл. Больше никто не пришел. Банщик сунул в дырку моего шкафа свой огромный крюк и открыл его. Я оделся и вышел в зал. Было жарко.

Дверь в цирюльню была открыта, и мастер на месте. Я заплатил в кассу 70 копеек и пошел на эту сумму наводить красоту. Вдруг почему-то подумалось: а сколько же стоит такая прическа, какую я видел в кинотеатре у своего бывшего одноклассника, а сейчас санитара морга? Я сидел в кресле парикмахера, прикрытый простыней, а у головы шуршала электрическая машинка. В углу стояла маленькая скамеечка, кем-то когда-то любовно сделанная, и я, отчего-то вдруг, не знаю отчего, сказал:

– А ведь меня когда-то стригли на этой скамеечке.

Жужжание на миг замерло, мастер зашла так, чтобы видеть мое лицо, и спросила:

– И давно ли это было?

– Тринадцать лет назад, – ответил я.

И она неожиданно сказала, что с этих лет я мало изменился. Это была приятная женщина, и мне было в зеркало видно, что она улыбается. Она закончила стрижку, и уже совсем было изготовилась меня освежить одеколоном «Кармен», но вдруг задала вопрос:

– А не пора ли вам, мужчина, уже начать бриться?

Она спросила о том, что меня в последнее время тревожило. Из-за того, что я светлый от природы, моя растительность долго оставалась незаметной, но у меня было мнение, что уже пора начать бриться. Ответил просто, что я бы рад, но у меня на такую процедуру средств сегодня не запланировано. И в ответ услышал, что на такую-то «бородатость» и расценок не существует. Я пытался аргументировано возразить, что если начать бриться, то потом все начнет активно расти, и в ответ услышал: