Недостающее звено

Но прапорщик хоть и молод был, но уже достаточно искушен в своей комсомольской кухне и разбирался в ее кулинарном и кондитерском искусствах. Потому и слепил такую ватрушку. Он за два дня все разузнал относительно моей просьбы. В его обязанности входило от себя написать письмо на имя командира, потом это письмо должно было быть подписано замполитом, да еще и моим ротным, но в письме надо было обязательно указать какую-нибудь общественную должность, которую я занимал. И вот, что прапорщик придумал. Он собирался меня задним числом оформить протоколом своим заместителем, а с членами Бюро он уже вопрос утряс. Вот так я быстро рос по карьерной лестнице в комсомоле. Самое смешное, что Бюро меня утвердило задним числом, а число было таким, когда я и комсомольцем-то не был! Я со всем согласился. Прапорщик меня уверил, что у замполита он письмо подпишет, а моего ротного главное – поймать. Дело в том, что тот в самой роте и не бывал. И никто его за это не спрашивал. Было так, что зама по тылу в части не было, и мой ротный явно с удовольствием исполнял его обязанности. Целыми днями тот что-то привозил, а что-то увозил. Бывало, что его неделями никто не видел, а ему бы подальше от личного состава. Он сам говорил солдатам:

– Чем я от вас дальше, тем жизнь моя слаще.

А за роту его вообще не спрашивали, как и меня за взвод. Вся наша рота работала на кирпичном заводе, а принадлежность этого завода была тайной. Вот на этом предприятии с неизвестными собственниками за крошечные деньги исполняли большую грязную работу солдаты советской армии. Им было, где спать, и было, что пожрать, а все остальное – военная тайна. Из этих кирпичей кому-то что-то строили, но это была военная тайна, как и социалистические обязательства.

Где-то неделю наш комсомольский вожак ко мне не подходил, и даже при встрече, тепло поздоровавшись, ничего не говорил. Видимо, подчищал протоколы заседаний своего бюро. Наконец, он с утра заявился в роту, сразу сделал мне замечание, что я без значка хожу. Вид у него был таинственный, и он рассказывал, как мы можем показать себя на конференции. Даже расписал, какими положительными лицами мы станем в случае удачного выступления в прениях на конференции. Но я ждал другого и дождался, он гордо, голосом римского трибуна, сказал, что мой вопрос решен. Командир бумагу завизировал «Оформить в строевую часть». Ну вот, этот шар закатился в лузу. Я скоренько препроводил своего благодетеля из роты и принялся за свою каждодневную работу, за книги. Сегодня шар, который закатился, был номер два. Он шел вслед за тем шаром, который закатился, когда мне прислали уведомление о приеме документов. Я должен вернуться из отпуска и через небольшой промежуток времени демобилизоваться и отправиться на учебу. Я опять стал сам с собой разговаривать по-английски, а за дверью явно подслушивали и гадали, чем это все закончится. Теперь все оставшееся время до той комсомольской конференции я буду исподволь подводить прапорщика-секретаря к тому, что он сам должен поучаствовать в дискуссии, а я ему весь вопрос подготовлю, потому что на этом этапе лицо, которым он проявится, будет его капиталовложением в будущее. Ведь явно фаворитом будет тот, кто участвовал в дискуссии вживую. Его могут понять неправильно, что он не сам в этом участвует, а поручил это своему заму. Секретарь организации и есть самое главное лицо, и его надо сотворять. Я думал за счет этого бреда развернуть прапорщика в свою сторону. Я-то в любом случае найду возможность не появиться на этой конференции, даже в виде слушателя. А что-то там дискутировать – для меня это будет слишком. Я буду подводить секретаря к этому потихоньку. К тому времени я уже вернусь из отпуска и, если уговорить его не получится, то просто пошлю его, но так грубо я мог поступить только в самом крайнем случае.

20-го июля я получил приглашение из университета на сдачу вступительных экзаменов. Там было прописано, что, если я удачно сдам экзамены, то буду зачислен в вуз на особых условиях, как солдат срочной службы. К документу было приложено разъяснение за подписью министра обороны Маршала Гречко, что по приглашению командир обязан мне предоставить отпуск на 12 дней для сдачи вступительных экзаменов. Я знал, что такое письмо должно прийти командиру. А что оно пришло, я понял по кислой роже секретаря. Он был обижен, что я его не проинформировал о своем намерении пойти учиться, но я отговорился тем, что хотел сделать ему комсомольский сюрприз в случае реализации поступления. А так как я считаю, что шансов поступить у меня очень мало, то я не хотел беспокоить его пустыми разговорами. Он остался доволен ответом, а в строевой части мне сказали, что я могу собираться за своими пятерками. В общем, там работали женщины, и у всех было очень позитивное к этому отношение. Я осознал, что теперь поеду в город, в котором никогда не был, поступать в вуз, которого я никогда не видел. У меня был только адрес и маршрут трамвая, а на трамвае я тоже никогда не ездил.