Недостающее звено

Вернулся человек во френче, он принес лапы, рыжие и жесткие, как надо, помог мне зашнуроваться. Лапы он накидывал точно так же, как Николай Максимович. Что я делал, ему, видимо, нравилось, и он еще раз повторился, что у Коли по-другому и быть не могло. Прибежали оба «нашенских» и наперебой заорали, что надо уже выходить, и это было справедливо. Пришло время мне выходить. Народу сильно прибавилось, коридор был забит юношами и девочками примерно одного возраста. Я просто через них продирался. Уже у самых дверей, в зале, справа от себя увидел Машеньку, она с кем-то разговаривала и меня не заметила. Я теперь понял, что за мероприятие в училище проходило сегодня: их, наверное, просто свезли сюда на автобусах, и наверняка не только их училище. Зал был полон, за синим углом ринга стоял «нашенский» с вафельным полотенцем в руке. Это был секундант. Я поднялся в свой угол, секундант кинул на покрытие ринга две горсти канифоли, и я стал тереть об них подошвы.

Стол главного судьи был покрыт красным и походил на первомайскую трибуну, там была целая делегация секретарей и тех, кто с ними. Все были на местах, кроме второго участника главного зрелища, даже телевидение застыло в ожидании. А дальше был стук метронома, и загремело из всех углов «Прощание славянки». И в дверях появился герой, держа руки в перчатках над головой. Раздался гул аплодисментов и восторженных возгласов, и вспыхнули над зрителями два баннера: «Мы с тобой, штабс-капитан Тушин» и «Твоя победа – это победа России». Таким вот стал Лев Николаевич Толстой в интерпретации современных идеологов. Их штабс-капитан остановился, давая интервью телеведущему. При этом все стояли, в том числе и те, что в президиуме. Я старался не смотреть в ту сторону, потому что меня могло стошнить. Он, наконец, поднялся на настил и протиснулся на ринг, но не как все боксеры, боком, а задом вперед. Последнее из услышанных мной приветствий было от отряда пионеров, которые под горн и барабанную дробь исходили речевками. Он был в красном углу и весь красный – халатик ниже колен, красная майка и красные шелковые трусы, модные, короткие. Он продолжал пританцовывать в своем углу, вскидывая руки. Пока я шел по коридору, у меня внутри еще теплилось что-то человеческое, но сейчас, когда мне всеми способами старались внушить, что я буду драться против любимой Родины, все человеческое истаяло. Если ему на сегодня отвели роль Родины, то я сам себе придумал роль предателя. И у меня родился план: чтобы он сам сдался. От секунданта, которого в их кругу звали Утюгом, веяло не только запахом одеколона и похмельем, но и паникой. Он ежился, стараясь выглядеть меньше и незаметней на фоне такого отрицательного персонажа, как я. Наконец, вся эта сексуальная прелюдия закончилась, и нас свели на середине ринга. Рефери был в белой рубахе и красном галстуке. Я стоял, смиренно опустив глаза, но, когда прозвучал гонг, я посмотрел на него вблизи. Если Толстой дал своему второстепенному персонажу фамилию Тушин, то он показал его скромным и добропорядочным человеком, старающимся не быть на виду. А тут было все наоборот.

С первой секунды стало понятно: этот парень мог быть кем угодно, но только не боксером. Он так свел плечи и скукожился весь, что сам ударить точно не мог, видимо, пытаясь закрыть как можно большую площадь своего тела. Но если шоу зовут реальным, то значит все и должно быть реальным. Как только он двинулся на меня, я левой показал в голову, а правой врезал по ребрам, по той стороне, где не было никаких вырубательных органов. Похоже, ему сразу зазудело, и он стал прикрывать то место локтем, а значит, открывать голову слева. Оставалось показать в голову, и бить уже не в больное место, а в голову. Но я не стал. Я ему попал по почке, но не очень сильно, чтобы сам дошел до угла. Подумал: пускай восхищенные почитатели понаслаждаются его мужеством и стойкостью. В перерыве в его угол налетела куча советчиков, но доктора с нашатырем не пропустили. В начале второго раунда он ссутулился, закрывая локтями оба бока, где явно болело. Он совсем открыл голову и подбородок, но это были не мои цели. Моей целью было солнечное сплетение, и в середине раунда я его достиг, и рефери истерично заорал:

– Брейк!