Недостающее звено

Утром проснулся вроде как по своему будильнику, вероятно, в эту ночь у меня случилось то самое койкопривыкание. Ночью, кажется, никого не было, койки рядом были пустые, но все следы инопланетного присутствия были в инопланетном отсеке. Там, похоже, опять была возня, только в этот раз я ее не слышал. На полу валялись шкурки от упаковок резиновых изделий, на которых было написано «проверено электроникой». А в раковине умывальника лежало нечто телесного цвета, изготовленное из капрона. Такое в фильме про Фантомаса надевали на голову, чтобы не быть опознанными. Похоже, в какой-то момент произошло разделение отсеков, и часть перешла в наш, а часть осталась в главном. А теперь они, видимо, опять в главной кают-компании обсуждают дальнейшие планы освоения пространства. А у Танюшек-то, похоже, не первая в «Гавани» команда, с которой они выходят на орбиту.

Я открыл окно, номер быстро наполнился бодрящим воздухом. Отжался, порастягивался до первого пота и залез в маленькую, с отколотой эмалью ванну, ополоснулся. Вода дотягивала только-только до комнатной температуры. Чулок в мойке лежал, как свернутый маленький зверек. В комнате я закрыл окно, оделся и пошел вниз, надо было что-то съесть, ибо день будет голодным. У меня было еще минимум два часа до начала работы. В ресторане все плафоны горели, за столами сидели ребята, похожие на меня, с прическами полубокс. Завтрак принимался в умеренной тишине. Это были два яйца под майонезом, обжигающий какао со сгущенкой и большой крендель из слоеного теста. Жаловаться было не на что, талоны сегодня отрывала другая женщина, более взрослая. Она была в теплой кофте, и отрывать у нее получалось не так ловко, как у той, что была в «гороховой» юбке. Может, от того, что у нее не было железной линейки?

В вестибюле «Гавани» было не протолкнуться: то ли заселялся какой-то сменный экипаж, то ли уезжать собирались. Было шумно и дико воняло куревом. Вообще, чтобы понять, что такое «бич-холл», нужно в нем с недельку пожить. В междугородний телефон-автомат стояла очередь, а кто-то прижимался задом к брезентовому покрытию распорядительницы книг. К моему удивлению, в номере все были на месте. Они достали из-под кровати свои сумки и рылись в них – оказывается, потеряли листок с жеребьевкой. Я им отдал, они, может, и были неумны, но хотя бы догадались того зверька из раковины выкинуть в помойную урну и собрали шкурки от изделий. В номере стоял оглушительный запах одеколона «Шипр». Когда его много на себя выливают, он активно вступает в симбиоз с другими запахами, особенно с перегаром, и начинает озонировать, как старые валенки у печки, у которой сушили потные портянки. А может так пахнет в помещении птицефабрики, где 10 тысяч кур-несушек? Но к этому придется привыкать, так как на сегодня эти ароматы все время будут где-то рядом. Старший по «нашенскому» наряду достал из сумки майку с эмблемой ДСО «Трудовик» и кинул мне на кровать. Мои тренер и секундант ушли, все же взяв с собой одну сумку.

Я остался с майкой, про внешний вид которой в народе обычно говорили «как в жопе была». Эту проблему оставили на меня. Но такую срамоту надевать вместе с подаренными мне Сергеем носками и преподаренными шефом красными боксерками я не мог, конечно. Взяв майку, я вышел в коридор, но мир, как известно, не без добрых людей, и такой человек нашелся в самой крайней комнатке на нашем этаже. И величали этого человека кастелянша. Это была маленькая бабушка в платочке и байковом халате до пола. Она взяла у меня майку из рук, я даже не успел попросить. Утюг у нее на столе был горячий, и она за две минуты эту срань привела в порядок. На мое спасибо она ответила:

– Удачи тебе, милок.

И я вдруг ощутил, что ее глаза были очень похожими на глаза той женщины из квартиры Николая Максимовича. Придя в номер, я еще час развлекался журналом «Вокруг света». Оказывается, в этом году было его 155-летие. Это была целая эпоха научных и технологических открытий, и журнал прошел этот путь вместе со всем миром. Это было также время великих политических и социальных экспериментов, время штурмов полюсов земли и космоса. Я перебрал сумку, оставил только лапы, они никак сегодня не могли пригодиться. Коробку с четырьмя ампулами хлорэтила хотел выложить: во время поединка им пользоваться никто не разрешит, но передумал, в перерыве между боями она ой-ой-ой как может пригодиться. Вот такой во мне жил страх после травмы левой руки. Я ее и бинтовать сегодня буду по-особому. Огуренкова тоже не стал выкладывать, пусть со мной побудет этот подарок от физрука. Я с теплым чувством сейчас подумал и о физруке, и о Сергее. В вестибюле так и толпился народ. На улице уже было достаточно светло, я оглянулся на «Гавань» – частично еще горел свет в окнах, а в самом крайнем на втором этаже я увидел ту самую бабушку, и, кажется, она меня крестила.