Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

Благодаря этим проектам, их прямому и косвенному финансированию и распространению этнографических знаний программа КСО компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» помогла целому поколению интеллектуалов и менеджеров в области культуры – музейным специалистам, участникам фольклорных ансамблей, университетским этнографам, гидам и т. д. – сформировать мнения, сформулировать гипотезы и построить карьеру. Поскольку в 2000-х годах значение их работы все более возрастало, эти специалисты трудились, продавали свои знания и умения, проводили исследования и писали свои работы, рассматривая культурное разнообразие Пермского края в качестве безусловного и всеми признанного блага, открыто поддерживаемого самой влиятельной корпорацией региона и ее союзниками в региональном государственном аппарате. Хотя в последние годы многое способствовало в целом спокойным межэтническим отношениям в Пермском крае, безусловно, свой вклад в версию корпоративной дружбы народов от компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» внесли и различные местные культурные практики и проекты. Актуализация этого пласта русской истории воспринималась, пожалуй, не так однозначно, как возрождение имени Строгановых на севере, поскольку связать себя с советским прошлым было гораздо сложнее. Действительно, от звучавшей очень по-советски «дружбы народов» обычно отказывались в пользу других схожих, но не идентичных понятий: толерантности, многонациональности, сохранения традиции, гармонии или сотрудничества. Но параллели с определенными аспектами деятельности советского партийного государства по налаживанию гармонии между народами, населявшими страну, были очевидны. Ю. Л. Слёзкин замечательно описал советские усилия по воспитанию этнического самосознания в социалистическом государстве с помощью метафоры «СССР как коммунальная квартира» [Слёзкин 2001]. В 2000-х годах в Пермском крае предпринимались попытки воспитания этнического партикуляризма, но можно сказать, что коммунальную квартиру сменила туристическая ярмарка, где продавали предметы народного декоративно-прикладного искусства, а на смену СССР пришел корпоративно-государственный альянс, сосредоточенный на нефтяной промышленности.

Когда ученые пишут о нефти и формировании русской идентичности, они обычно рассматривают русский национализм в целом как результат обильной нефтяной ренты, получаемой возрождающимся централизованным российским государством. Такому пониманию национальной идентичности и национальных целей способствует и вновь обретенное стремление России к самоутверждению за рубежом, будь то в вооруженном конфликте на Кавказе или в Украине или в переговорах по контракту на поставку природного газа с европейскими потребителями. В этом нет ошибки. Например, «большой “ЛУКОЙЛ”» действительно прилагал большие усилия к созданию образа компании, работающей «на благо России», а централизация федеральной государственной власти, которую проводит Путин, в той или иной степени связана с возрождающейся гордостью граждан и ощущением, что Россия вернулась к статусу мировой сверхдержавы.

Связи между нефтью и российской национальной идентичностью на начальном этапе моего исследования возникали очень редко и, как правило, только в тех разговорах, которые были посвящены конкретно этому аспекту международных отношений. Это хорошо согласуется с данными опросов и интервью представителей элиты, позволяющими сделать вывод, что российская общественность в некотором роде сомневается в статусе России как энергетической сверхдержавы на мировой арене и обеспокоена тем, что остается всего лишь «сырьевым придатком» Запада, тогда как федеральные политические элиты в целом отвергают идею построения национальной идентичности вокруг энергетического сектора [Rutland 2015]. Связи между нефтью, нефтяными компаниями и обнаруженными мною различными категориями идентичности охотнее обсуждались, предлагались к рассмотрению и оспаривались в довольно локальных условиях – на уровне Пермского края и составляющих его муниципальных округов, районов и территорий. Таким образом, мои выводы о взаимосвязи между нефтяной и этнической, национальной и территориальной идентичностями соответствуют результатам ряда научных исследований, указывающих на решающее значение в постсоветский период региональной и местной идентичности [Liu 2005; Dickinson 2005]. Согласуются они и с гораздо более обширным корпусом текстов, рассматривающих локальные контексты как важнейшие площадки для создания национальных убеждений такими способами, которые не могут быть ни отнесены к глобальным или государственным процессам, ни сведены к ним, ни полностью объяснены ими[334]. Так, в своей заявке на получение гранта от компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» для поддержки проекта по возрождению традиций кузнечного дела заявители из Ординского района высказали по этому вопросу достаточно распространенное мнение: «Коллектив ШНХР убежден, что возрождение России начнется не в столице, а в провинции»[335].

Глубины и пространства нефтяной культуры, 2010-2011