Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

Только годам к тридцати пяти, когда он стал сенатором от Перми, у Гордеева развился интерес к городской архитектуре и, в частности, к спасению и сохранению авангардной архитектуры в Москве, значительная часть которой страдала от десятилетий забвения и могла в любой момент быть уничтожена из-за стремления большинства застройщиков, поддерживаемого могущественным мэром Москвы Ю. М. Лужковым, снести все, что стояло на пути строительства очередного громадного делового или торгового центра. Хотя профессиональные архитекторы поначалу восприняли интерес Гордеева к авангарду и городскому проектированию со значительным скептицизмом, он покорил многих своих критиков упорной решимостью превратить в музей дом архитектора Мельникова, расположенный в районе Старого Арбата и постепенно разрушавшийся. В 2007 году Гордеев помогал финансировать и участвовал в выставке «Потерянный авангард: русская модернистская архитектура, 1922-32» в Музее современного искусства в Нью-Йорке, а его фонд «Русский авангард» поддерживал издание различных сборников, а также серии книг о крупнейших авангардных художниках и движениях. Пресс-релизы и опубликованные ретроспективные отчеты свидетельствуют о том, что идея создания Музея современного искусства в Перми возникла довольно рано благодаря сотрудничеству губернатора Чиркунова и сенатора Гордеева. Оба были заинтересованы в том, чтобы сделать заметный шаг к преобразованию Перми по образцу известных им европейских постиндустриальных городов, в том числе Бильбао и Глазго, и они согласились, что этот долгосрочный проект должен начинаться с Музея современного искусства.

Таким образом, сеть связей, вызвавшая к жизни то, что впоследствии будет названо Пермским культурным проектом, выросла, с одной стороны, из возникшего при Чиркунове внимания к бурно развивающейся потребительской стороне экономики Пермского края (в отличие от советской промышленности, откуда был родом Игумнов, и комсомольского крыла КПСС, являвшегося основным бэкграундом и основой власти Трутнева), а с другой стороны – из олицетворяемого Гордеевым московского сочетания фантастических богатств (в форме недвижимости), основанных на углеводородах, и авангардного искусства. Чтобы помочь реализовать свой проект преобразования Перми, этот дуэт обратился к М. А. Гельману, московскому коллекционеру и галеристу, находившемуся в тот момент в самом центре современной художественной жизни. Гельман был основателем первой частной художественной галереи в Москве (Галерея Марата Гельмана, открытая в 1990 году) и лишь недавно, с середины 1990-х годов, начал заниматься политикой, выступив в качестве консультанта в ряде политических кампаний в рамках своего Фонда эффективной политики.

Московский художественный мир не обходился без интриг и скандалов, а Гельман редко оставался в стороне, но еще большую угрозу для деятельности самого Гельмана и его коллег в Москве несла нестабильность, вызванная их тесными связями с российским углеводородным бумом. Цены на недвижимость в Москве, например, становились непомерно высокими для галерей и аренды выставочных площадей, не говоря уже о жизни начинающих художников. В одном из интервью Гельман рассказал мне, что недвижимость в Москве стала чем-то вроде «золотых слитков» и все «вкладывают в нее свои нефтяные деньги и просто ждут, когда цена поднимется». Трудно было, говорил он, содержать галерею в таких условиях, по крайней мере без постоянного роста продаж и цен на произведения искусства. Действительно, Гельман любил рассказывать газетным репортерам, что 80 % клиентов Галереи Марата Гельмана в 1996–2008 годах переехали за границу и что их заменили не другие богатые частные предприниматели, которых привлекало дорогое современное искусство, а богатые члены российского государственного аппарата, заинтересованные в том, чтобы скрыть свои накопления, а не хвастаться своим богатством и вкусом в российском уголке мирового арт-рынка[367]. В этих условиях приглашение губернатора Чиркунова и сенатора Гордеева представляло для Гельмана возможность одновременно очевидную и безумную: переезд в провинцию, где, за редким исключением, еще не наблюдалось заметного интереса к современному искусству, где цены на недвижимость были на порядок ниже, где самим художникам было легче зарабатывать на жизнь и где новые региональные элиты могли оказаться заинтересованы в том, чтобы следовать за московскими элитами на арт-рынке – как в форме инвестиций, так и в качестве способа выделиться.