Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

Наконец, имеется сходство между типами отношений – как между людьми, так и между людьми и вещами, – наблюдаемыми в «Русском бедном» и в компании «ЛУКОЙЛ-Пермь», спонсорах производства и продажи народных ремесел. Обе организации стремились бороться с экономической инволюцией и обнищанием 1990-х годов, выставляя самодельные или найденные предметы на всеобщее обозрение и вводя их новыми способами в денежный оборот. Поиск подручных материалов, преобразование их в объекты, пригодные к использованию и приносящие доход, и даже получение поддержки в рамках программ по культурному возрождению – все эти функции были присущи как культурным программам КСО компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» в начале 2000-х годов, так и выставке «Русское бедное» в их конце. Как писал другой художник, П. С. Белый, чьи работы были включены в экспозицию:

Мы существуем в обществе глобальных отходов, их подразумевает глобальная экономика… Мы живем в постсоветском и постиндустриальном обществе с разрушенной тяжелой промышленностью, которая тяжело создавалась и безумно легко разрушилась… Как художник я комфортно себя чувствую на такой разрушенной фабрике рядом с огромным брошенным ковшом. <…> Освоение материалов, постоянное перелопачивание отходов, походы по свалкам – насущная необходимость [Русское бедное 2008: 79].

Его слова перекликаются с высказыванием сотрудника отдела по связям с общественностью компании «ЛУКОЙЛ-Пермь», обобщившего ее предложение обнищавшим и безработным жителям нефтедобывающих районов: «Сиди дома, плети, что-то еще там делай, получая какую-то абсолютно, может быть, мизерную копейку» (см. главу шестую).

Однако подобное сходство организаторы и художники, связанные с «Русским бедным», были готовы принять только частично, и они ответили на мои вопросы, развив тему традиционных иерархических различий между ремеслом и искусством[376]. Как сказал мне один из собеседников, народные промыслы и бедное искусство могут внешне выглядеть похожими в том, как они трансформируют предметы быта в контексте постсоветской экономической инволюции, но народные промыслы, как важно помнить, не рассматривают себя как искусство. Один из художников выставки «Русское бедное», Архипов, в своем интервью для каталога точно так же ответил на этот вопрос, рассказав о своих работах с использованием предметов повседневного обихода:

Я сохраняю авторство людей, которые делают эти искренние вещи. Они делают, не интересуясь эстетикой, качеством, их вещи существуют в бытовой среде и не осознаются как произведения искусства. <…> Для автора рукодельная вещь, с одной стороны, – решение бытовой проблемы, а с другой – творчество, но он этого не понимает [Русское бедное 2008: 28].

Этот последний пункт в корне спорен, поскольку многие народные ремесленники (и даже не только ремесленники, но и все, кто изо дня в день что-то выдумывает, как я узнал в ходе своего предыдущего исследования в бывшем совхозе) весьма серьезно воспринимают собственное творчество. Но представление о том, что художники, демонстрировавшие свои работы на выставке PERMM, знают что-то о творчестве и воплощают в жизнь, чего не знают другие, являлось ключевым для всего Пермского культурного проекта. Именно этот момент – вероятность существования неосознанного незапятнанного творчества в том, как жители Пермского края трансформируют свое материальное окружение, – организаторы и спонсоры выставки PERMM надеялись пропагандировать через культурную революцию, распространяющуюся из Музея современного искусства. Именно здесь, в этом культурном творчестве, родятся новые предприниматели и откроются новые пути постиндустриального, постуглеводородного экономического развития. В предисловии к каталогу выставки сенатор Гордеев подробно остановился на своем видении современного искусства как «нового мотора» пермской экономики. «Заводы, служившие двигателями пермской цивилизации, не исчезли, – писал он, – но они уже “устали” тащить на себе город. Им нужна помощь. <…> Перми нужен музей современного искусства! <…> [Он] призван превратить огромный пласт пермского подсознания, потаенных амбиций в проект, место на карте, пункт назначения» [Русское бедное 2008: 22].