Пржевальский уже третий месяц жил у себя в Слободе. Хоть был он теперь генерал, привычки не переменились. Первые месяцы возвращения домой у него всегда были счастливыми. Адреналин путешествия еще не выветрился из организма, оседлая жизнь не успела надоесть. Он наслаждался передышкой и отдыхом. Генерал и здесь не был ленив. Сейчас основной его работой было описание путешествия. Как обычно, он подробно описывал только что совершенное путешествие для книги – вспоминал недавно пройденный путь, переживал заново, осмысливал происходившее с ним и его друзьями… Кроме того, большое удовольствие доставляла охота. Он ходил на нее теперь не каждый день, однако часто, иногда с Пыльцовым, иногда с Кириллом и другими мужиками. С Мельниковыми отношения вошли почти в прежнее русло. Некоторую неловкость генерал все же испытывал, особенно с Кириллом. С Ксенией встречались, хотя и реже, чем раньше. Он по-прежнему чувствовал успокаивающий и ровный пламень ее любви, но уже не было прежней радости от этого направленного на него чувства, он к нему привык и почти перестал замечать.
Как-то с Пыльцовым охотились в окрестностях Петровского и вспомнили про петербургский вист с местным помещиком.
– Симпатичный старик, мне показалось, – заметил Пржевалаьский. – Ты у него бывал?
– Да. Не то чтобы часто, но пару раз с Александрой заезжали. Он ведь и званые вечера устраивает – все ж дочь на выданье. Ей скоро тридцать, тут станешь устраивать.
– Это младшая, наверно? Та, что шатенка? Я их обеих как-то плохо запомнил.
– Да. Блондинка – это старшая, Надежда, она с мужем в Петербурге живет. Петровский в этом году и Марию в Петербург вывозил на зиму. Теперь, конечно, вернулись уже. Может, зайдем?
Пржевальский поколебался.
– Ну, давай зайдем… ненадолго. Все равно уже рядом, а я им обещал, что зайду. Не люблю я обманывать.
Они свернули к помещичьему дому. Тот дом был довольно большой, деревянный. Одноэтажный, обшитый выкрашенным в голубую краску тесом. Производил он, в общем, неплохое впечатление. Крыльцо было высокое, с козырьком, с четырьмя колоннами.