Нефть!

На утвердительный ответ юноши Эвника сказала, что она ему не верит и убеждена, что он считает ее отвратительным навязчивым созданием.

– Иначе почему бы тебе не поцеловать меня сейчас, Банни? – спросила она.

Он начал ее целовать, но его поцелуи ее не удовлетворяли.

– Ты делаешь это точно по принуждению, – сказала она и шепнула совсем тихо: – Банни, мне кажется, что до сих пор ты не любил еще ни одной девушки… Правда?

Он молча наклонил голову.

– Недаром я всегда считала тебя таким странным мальчиком, – сказала она. – Но почему? Я не понимаю.

Банни ответил, что он сам хорошенько не знает почему. Говоря это, он дрожал с головы до ног; ничего подобного с ним никогда еще не бывало. Он был во власти самых разнообразных противоречивых ощущений и не знал, какому из них должен отдаться.

– Дай же мне научить тебя, Банни, – прошептала девушка.

Он не нашел в себе сил сразу ответить, она крепко прильнула к нему, и их губы слились в одном долгом поцелуе. Голова у него закружилась. Он был как в тумане и, не отдавая себе ясного отчета в том, что говорил, слабым голосом прошептал, что боится, что может случиться что-то такое, что принесет ей много забот и горя. Но она успокоила его, говоря, что он не должен об этом думать, что она не была наивной, глупой девочкой, прекрасно все знала и приняла все предосторожности…

II

Так совершилось вступление Банни в жизнь взрослого человека, в жизнь мужчины. Прошли дни счастливой невинности, когда он считал себя наверху блаженства, если мог сидеть рядом с Рози Тейнтор и держать ее руки в своих. Теперь у него было такое ощущение, точно он шел по узкому скользкому краю глубокой черной пропасти, в которой удовольствие и страдание так тесно переплетались, что отделить их было невозможно. Банни не на шутку был перепуган и той бурей ощущений, какая бушевала в его душе, и тем состоянием, в каком находилась лежавшая в его объятиях девушка. Точно в каком-то исступлении она то прижималась к нему, то отталкивала его, рыдая и смеясь в одно и то же время, требуя, чтобы Банни разделял ее экстаз, послушный ее воле – воле той, которая повелевала всем этим таинственным и жутким ритуалом.

Когда Банни отдал себе наконец ясный отчет в том, что случилось, его охватило чувство ужаса и стыда. Но Эвника только еще теснее прижималась к нему, шепча:

– Не надо волноваться так, Банни. Не надо. Ты не виноват. Никто из нас не виноват. Разве мы не имеем права быть счастливыми? И я хочу, я требую, чтобы ты был счастлив. Понимаешь? Обещай мне, что ты будешь счастлив, обещай!

И Банни обещал.

– Какое блаженство лежать в твоих объятиях! Принадлежать тебе, Банни! О! Сколько счастья ждет нас впереди!

И Эвника на все лады повторяла эти слова, прижимаясь к Банни в тишине весенней ночи, залитой светом полного месяца, который в Калифорнии совершенно такой же, как и во всех других местах земного шара. А когда влажная свежесть калифорнийской ночи стала чересчур интенсивной, они, с трудом оторвавшись друг от друга, направились к своему экипажу и всю дорогу нежно целовались.

– О, Банни, я знаю, что была чересчур смела, чересчур нахальна! Но я так хочу, чтобы ты сказал, что ты меня прощаешь, что ты рад, что я это сделала.

И Банни счел своим долгом рассеять, как мог, ее тревогу.

Дорогой в Бич-Сити они только и говорили что об этом приключении. Банни очень мало задумывался над сексуальным вопросом и не составил себе никаких определенных взглядов, касающихся этой области; зато у Эвники была на этот счет своя определенная теория, которую она просто и откровенно изложила Банни.

Взрослые люди и старики поучают вас разным глупым правилам, а сами в то же время совершенно им не следуют и живут совсем не так, как этого требуют от вас. Так к чему же в таком случае слушать все эти их: «вы не должны», «вам нельзя» и прочее? В любви не может быть ничего дурного, если вы не будете позволять себе никаких непристойностей. И если вы уверены, что у вас не будет беби, то для чего же беспокоить себя всеми этими разговорами и хлопотами о замужестве? Громадное большинство людей, пребывающих в браке, глубоко несчастны, и если молодое поколение сумеет найти себе путь к счастью, то это дело его, и оно никому не должно отдавать в этом отчета. И неужели Банни может находить, что это неправильно?

Но Банни этого не находил, и если он был раньше таким недотрогой, то это только потому, что он не знал тогда, что представляла собой на самом деле Эвника.

Потом она сказала, что почему-то принято думать, что мужчины не любят, когда молодые девушки первые признаются им в любви, ухаживают за ними. «А потому, – прибавила она с присущим ей задором, – теперь очередь твоя, Банни, начать за мной ухаживать!»

Банни вполне разделял ее точку зрения и готов был ей это немедленно же доказать, если бы только она не правила в эту минуту автомобилем, который мчался со скоростью сорока пяти миль в час. И Банни предпочел скорей нанести маленькое оскорбление ее чувствам, чем быть причиной автомобильной катастрофы.