Все это происходило в последний период забастовки нефтяных рабочих, – период, совпадавший со вступлением Америки в Великую войну, и увлечение Банни Эвникой смешивалось с его увлечением патриотизмом. В сущности, в этом увлечении было много общего, что вполне понятно: молодежь готовилась покинуть свою родину, чтобы идти сражаться, рисковать своей жизнью, и это, естественно, расшатывало всякую сексуальную устойчивость. Вы могли никогда уже не вернуться обратно на родину, и это обстоятельство меняло вашу обычную точку зрения на многие вещи. Сердца молодых девушек смягчались при мысли о скорой разлуке, а молодые воины торопились пользоваться моментами наслаждения, пока еще не было поздно.
Банни был чересчур молод для первого призыва, но в его школе был класс военных наук, и это окружало его ореолом воинственности. Ученикам выдавали старые ружья городской милиции, и они маршировали на том поле, которое было им отведено для атлетических упражнений. «Левой, правой! Левой, правой! Марш!» Мальчики наступали друг другу на ноги, но маршировали с сосредоточенным, угрюмым выражением своих юных лиц. Скоро им должны были дать и форму, и с таким же нетерпением ждали форму и девочки, ходившие на курсы сестер милосердия. Мальчики и девочки встречались на школьных собраниях и с жаром распевали патриотические песни.
Да, начиналась война. Целые флотилии судов с провиантом и снаряжением отплывали от американских берегов на помощь Англии и Франции, а вслед за ними отправлялись команды инженеров и рабочих приготовлять пути сообщения для американской армии. Президент произносил речи – блестящие, яркие, красноречивые. В этих речах он говорил, что существовала на свете раса злых людей – гуннов, поставивших себе целью уничтожить всю цивилизацию, и вот теперь могуществом демократической Америки все эти коварные замыслы будут раскрыты и парализованы… А когда это будет сделано – наступит конец всем бедам, всем волнениям мира. Вот почему обязанностью каждого истинного патриота было принять участие в этой страшной, но зато и последней войне, войне за прекращение всех войн – войне за торжество демократии!
Речи президента дружным хором подхватывались всеми государственными деятелями, всеми должностными лицами. Газеты отзывались на них миллионами оттисков, выходивших каждый час, и целые отряды специальных агитаторов командировались на все фабрики, заводы и театры, для того чтобы побуждать американский народ принимать участие в этом походе.
Семья мистера Росса, подобно всякой американской семье, читала газеты, слушала речи и обсуждала и те и другие, причем у каждого была на этот счет своя особая точка зрения. Банни, юный идеалист, жадно проглатывал все слова пропаганды; это как раз было именно то, во что ему хотелось верить, что составляло его умственную пищу. И он спорил со своим хладнокровным, медленно мыслящим, сомневающимся во всем отцом.
– Да, разумеется, мы выйдем победителями из этой войны, – говорил мистер Росс, – как вышли бы победителями из всякой войны, в которой приняли бы участие. Но что касается будущего, то еще будет время подумать обо всем тогда, когда это будущее уже настанет.
В данное же время мистер Росс был занят, во-первых, тем, чтобы поскорее ликвидировать забастовку нефтяных рабочих, а во-вторых – тем, чтобы энергичнее сбывать нефть на рынке, где цены на нее все возрастали. Правительство нуждалось во все большем и большем количестве скважин, а как же можно было производить требуемые для этих новых скважин работы, если бы цены на нефть были недостаточно высоки? Правительство это понимало и платило щедро, и этой областью исчерпывался весь патриотизм мистера Росса. С него довольно было следить за безукоризненной работой своих нефтяных фонтанов, фонтаны же красноречия он предоставлял патриотическим деятелям страны.
Тетка Эмма считала, что со стороны ее зятя было нехорошо говорить таким образом мальчику, и она читала ему за это строгие нотации. Сама же она посещала женский клуб и слушала речи патриотки-ораторши, говорившей о бельгийских детях с обрубленными ручонками и о складах оружия, уничтоженных германскими шпионами, и возвращалась домой, вся охваченная воинственным пылом.
Берти превзошла ее в этом отношении, так как тот молодой человек, с которым она уезжала с танцевальных вечеров, был деятельным членом многих обществ обороны и ему известны были имена всех германских агентов Южной Калифорнии и все те подлые планы, которые они себе наметили. И Берти была преисполнена мрачных опасений и даже чувства тяжелой ответственности.